Красное, белое и серо-буро-малиновое
Шрифт:
Недолго блуждал Матрёшкин по залам в поисках первой цели экспроприации – довольно быстро он обнаружил в кабинете князя бутылку открытого французского коньяка доброй выдержки. Князь любил вечерами сидеть в кресле и потягивать маленькими глотками этот чудесный, тягучий, с глубокой тонкой ароматической ноткой лиможского дуба напиток, выпивая не более пятидесяти граммов за вечер и вспоминая былое, когда выпитое даже и не измерялось.
Поскольку закон взаимной выручки таков: сначала выручи себя, а затем – друзей, Матрёшкин, принюхавшись к аромату, который источала бутылка с коньяком, приложился к ней, приняв позу горниста. Выпив грамм
– Не дерёт! Что за хрен? И клопами воняет. На клопах, что ли?
Надпись была на французском языке, а Матрёшкин был слабоват и в русском языке, поэтому, не узнав, «что за хрен» он выпил, нашёл ещё несколько бутылок «этого хрена» и аккуратно сложил их в холщовый мешок, который специально для экспроприации захватил с собой. А для того, чтобы бутылки не звенели, он сорвал одну из занавесей окна в кабинете князя, привезённых по спецзаказу из Лиона, и, порвав её на такие куски, чтобы в дальнейшем использовать эти отрезки для портянок, аккуратно завернул в материю каждую бутылку.
Оставив часовых у дверей дворца и опечатав его, комиссар по реквизициям отправился с этим лекарством для страдающих от перепоя глуповских революционеров в Дом Советов, где и был радостно встречен товарищами. Вылечившись, РКНК принялся разбирать должности.
Зойка Три Стакана стала председателем РКНК. Кузьме Кузьмичу Кузькину было предложено возглавить исполком Всеглуповского Совета, а председателем Всеглуповского Совета было решено оставить Иннокентия Порфирьевича Ситцева-Вражека. Аргумент, который убедил всех в этом, был озвучен Зойкой Три Стакана: «Один хрен, Советы уже ничего не решают. Решаем мы. Мы с вами – хозяева этой жизни. А народ – быдло. Поэтому пусть этот юродивый будет председателем сборища этого быдла. К тому же он – меньшевик, а это в дальнейшем может пригодиться! Мало ли какая напасть может случиться? Вот он и будет виноват!»
Лев Живоглоцкий был назначен зампредседателя РКНК по всем вопросам и комиссаром по военным и по речным делам. Поскольку должность была длинной, её для удобства сократили: «зампред по всевоп и по военречде».
Каменьков Семён Семёнович (Камень) был назначен комиссаром по финансам (компофин). Алик Железин согласился на скромную роль комиссара по снабжению (компоснаб), оставаясь при этом секретарём ячейки ВКП(б) Головотяпии.
Комиссаром по сельскому хозяйству назначили случайно заглянувшего в зал заседания ходока из деревни – Анфима Ждановича Болтушкина. Когда Болтушкин вошёл в здание Глупсовета, то на первом этаже здания он случайно записался в эсеры, а на втором этаже стал случайно комиссаром по сельскому хозяйству (компосель).
Матрёшкина за его особые заслуги в деле революции назначили комиссаром по реквизиции и милиции (компорекмил).
Как это ни покажется странным, но в Глупове и в Головотяпии Большой Октябрьской социалистической революции никто и не заметил. Всё так же по мостовым гремели телеги с сеном и навозом, так же на ступеньках церкви на Спасской площади в лохмотьях валялась блаженная Агафья, обыватели начинали топить печки своих избушек, а крестьяне с утра пораньше квасили капусту с клюквой.
Утренние газеты вышли без какого-либо упоминания о свершившемся.
И только депутаты второго съезда Совета собрались на второе заседание и громко переговаривались, обсуждая революцию. Кузькин и Ситцев-Вражек как могли их развлекали, не открывая общего собрания.
Наконец в полдень в зал вошла группа товарищей во главе с Зойкой Три Стакана, заняла президиум, и заседание началось. На трибуну взошла Зойка и предложила проголосовать создание РКНК и его персональный состав. Меньшевики пытались было возражать и протестовать, но большинство делегатов проголосовали «за».
Тогда Ситцев-Вражек от лица депутатов-меньшевиков потребовал у нового правительства отпустить из тюрьмы тех членов Временного комитета, которые принадлежали к меньшевистской партии.
– Ну что, товарищи делегаты! Отпустим меньшевиков, а? – обратилась в зал Зойка Три Стакана.
– Пущай идут! Отпустим! Да кому они нужны?! – раздались крики с мест.
– Тогда ставлю на голосование, – заявил Ситцев-Вражек. – Кто за то, чтобы освободить наших братьев – членов партии меньшевиков из тюрьмы, прошу голосовать.
Проголосовали единодушно и единогласно.
Матрёшкин пошёл отпускать меньшевиков из тюрьмы на свободу.
Глуповский совет принимал судьбоносные решения и декреты. Первый декрет был об отмене сухого закона, введённого царским режимом. Второй декрет – о том, что земля принадлежит крестьянам поровну (предложение Болтушкина), и третий – о том, что фабрики принадлежат рабочим (предложение Кузькина), четвёртый – о том, что армия принадлежит солдатам (предложение Живоглоцкого).
О том, что земля теперь принадлежит народу, быстро узнали крестьяне во всей Глуповской губернии. Матери Елизаветы – княжне Саксон-Вестфальской – об этом, смущаясь и кряхтя, сообщил староста:
– Прощения просим, но такой уж декрет вышел. Земелька-то теперь того… Крестьянам принадлежит. Так что не гневайтесь, барыня… Да, чуть не забыл. Князя, говорят, в тюрьму посадили. Так что, барыня, готовьтесь. Всяко может быть… Может, и не жилец уже! Да и вы тоже…
После ухода старосты княжну Саксон-Вестфальскую, которой содержание этого монолога с русского крестьянского на русский дворянский перевёл находившийся рядом поп Сигизмунд, хватил апоплексический удар, а поскольку рядом не было никого из прислуги – все шушукались на кухне, – то и померла княгиня в тот же час. Отец Сигизмунд организовал, как и положено, отпевание, похороны и т. п. Активное участие во всём этом принимал купец Толстопузов, справедливо полагая, что рубль, вложенный в похороны княгини Ани-Анимикусовой, обернётся прибылью в десятки, а то и сотни рублей. Он не ошибся. Когда Елизавета приехала в поместье, то она оказалась у свежей могилки своей матери, а за локотки её придерживали с одной стороны – отец Сигизмунд, а с другой – купец Толстопузов.
Елизавета поблагодарила купца и святого отца, и некоторое время пребывала в поместье, ожидая с тревогой, как всё будет продолжаться дальше. Большие надежды она возлагала на армию и доблестных офицеров, которые вот-вот придут с фронта и покажут большевикам, «где раки зимуют», но с фронта стали приходить вести о том, что солдаты массово дезертируют, особенно после принятия в Петрограде Декрета о мире, а офицеров, которые пытаются их остановить, убивают.
Отец Сигизмунд, живший вместе с Елизаветой в поместье (для её безопасности, как он уверял), как мог утешал бедную сиротку, разделяя с ней завтраки, обеды и ужины, и выклянчивая на чтение «заупокойной» разные суммы денег у княжны.