«Красное и коричневое» и другие пьесы
Шрифт:
Ш и ш м а н. Все слышали, что среди нас есть идиот?
Г е н а. Нету здесь идиотов, Шишман!
Т о п у з о в. Ты кто такой, а?
Ш и ш м а н. Шишман, прототип из эпохи миграции. Получаю от народа пятьдесят левов пенсии и тем горжусь. А ты чем гордишься?
Т о п у з о в. Слушай, Шишманов!
Ш и ш м а н. Я не Шишманов, а просто Шишман. В чиновниках не ходил, поэтому можешь без фамилии.
Ш а б а н (Топузову). Врезать ему, а?
Т о п у з о в. А вы почему молчите, товарищи? Товарищ заведующая!
З
Ш и ш м а н (швыряет свои визитные карточки Топузову в лицо). На, забирай свои дурацкие карточки!
Т о п у з о в. Это в благодарность? За все, что я для вас сделал?
Ш и ш м а н. У нас тут из-за тебя не дом престарелых, а сумасшедший дом стал!
Г е н а. Шишман, что ты мелешь, мать вашу за ногу!
Т о п у з о в. Товарищи! У него невроз… Среди нас идиотов нет…
Ш и ш м а н. А ты? Говори, кто ты на самом деле, самозванец!
Т о п у з о в. Я самозванец?! Я?!
Ш и ш м а н. Ты. Тебя разве кто-нибудь выбирал?
Т о п у з о в. Так, значит, я самозванец… Эх, товарищи, товарищи! Молчите… Как вам мало нужно, чтобы… (Вытирает слезы.) Хорошо… Я уйду… Я не жалею о том, что думал и трудился для вас… Прощайте! (Направляется к двери.)
А н о м а л и я (бросается за ним). Нет! Товарищ Топузов!
Г е н а. Мы его не отпустим!
З а в е д у ю щ а я. Не надо, товарищ Топузов, это недоразумение.
А с п а р у х. Не прогоняй его, Шишман. Несчастный ведь человек.
Т о п у з о в. Я не несчастный, я гордый! Пустите меня!
А н о м а л и я. Ни за что на свете!
Г е н а. Товарищ Топузов, я лично прошу вас! От своего имени!
А с п а р у х. Шишман, пусть останется! Грех это!
Т о п у з о в. Оставьте, товарищи! Либо я, либо он!
Ш и ш м а н. Ты!
Т о п у з о в. Прощайте!
З а в е д у ю щ а я. Товарищи, никто никуда не уедет! Это для меня катастрофа!
Ш и ш м а н. Товарищ заведующая, поимейте гордость!
З а в е д у ю щ а я. Гордость? Я заведующая, меня поставили руководить, вы от меня зависите… Мне так много дали в жизни, так что гордость у меня есть. Не уезжайте, товарищ Топузов! А то меня снимут как несправившуюся!
Входят К ы н ч о и маленький С т а р и ч о к с чемоданом в руке. Они поддерживают с двух сторон Т р а к т о р о в а.
Ш а б а н. Кынчо распаяли!
Общее удивление, испуг, перешептывание.
К ы н ч о. Меня-то распаяли, а вот Тракторов… Спасибо деду, новенький он, только сейчас с автобуса, помог мне…
А с п а р у х. А что с Тракторовым?
Заведующая и Алоис бросаются к нему.
З а в е д у ю щ а я. Где ты его нашел?
К ы н ч о. Упал в нужнике.
З а в е д у ю щ а я (Тракторову). Что с тобой? Сердце?
Т р а к т о р о в. Не сердце! (С гордостью.) Я кровь отдал!
З а в е д у ю щ а я. Какую еще кровь?
Т р а к т о р о в. Донор я!
З а в е д у ю щ а я. Без разрешения? Кому ты ее отдал?
Т р а к т о р о в. В город ездил…
Ш и ш м а н. Кто тебя на это подбил?
Пауза.
Г е н а (показывает на Топузова). Он!
Т о п у з о в. Эх, Гена, хорошая из тебя вышла предательница!
Г е н а. Я не предательница! Просто проговорилась.
Т о п у з о в. Проговориться в неподходящий момент и есть предательство.
Пауза.
Ш и ш м а н. Говорил я вам, что тут есть идиот! Но скоро его не будет! (Бросается к стене, где висит кремневое ружье.)
Топузов, опередив его, вооружается косой.
Т о п у з о в. Назад!
Ш и ш м а н. Верни Тракторову эти триста граммов крови, не то я всю твою кровь выпущу!
Т о п у з о в. Слышите, товарищи? Из-за каких-то трехсот граммов крови! Что же вы молчите?
А н о м а л и я. Мы потрясены.
Все снимают с себя форменные халаты, швыряют на стол.
Т о п у з о в. Вы потрясены, а он, значит, герой. Так?
Ш и ш м а н. Ну за это уже мало убить! (Хватается за ружье.) Ты кого героем называешь? За что? За то, что я все это время улыбочки перед тобой строил? Шут я гороховый, а не герой!
Т о п у з о в. Из-за трехсот граммов крови! Подумаешь, жертвы… Хитренькие какие! Почему это вы жертвы? Потому что поверили мне? Да ведь я убедил вас! А если вы добрые и хорошие, почему дали себя убедить?
Ш и ш м а н. Сейчас я тебе отвечу! (Спускает курок.)
Выстрел. Но Топузов остается на ногах.
Т о п у з о в. Большое дело пулей не убьешь, Шишман. Оставь эту реликвию в уголке народного быта. Пулей принципы не пробьешь! А мой принцип такой: когда виселица построена, то, даже если на ней никто не висит, надо ее сохранить, иначе вопрос повиснет в воздухе. А висящий вопрос пострашнее висящего человека. И помни: наступит час расплаты! Мы рассчитаемся!