Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

Солженицын Александр Исаевич

Оба прапорщика:

– А мы и не нарушаем. Почему надо расходиться кто за правительство?

Исполнительный Комитет примет меры, чтобы не было эксцессов.

Ну и принимайте.

Уехали.

А толпа на площади множится – уже тысячи, тысячи, и все заодно. И уже тесно становится, много не походишь, кучки сливаются.

Ко дворцу стали подъезжать автомобили. Расступались перед ними, смотрели, спрашивали – кто. Оказались товарищи министров, съезжались на своё совещание. Толпа приветствовала их – но требовала речей.

Выступили – военный, земледелия. Тут подъехал и председатель всех товарищей и сам товарищ министра просвещения профессор Гримм, старший. Он обратился со ступенек:

– Верьте, граждане, что Временное правительство в эти тяжёлые дни не отдаст на растерзание такими усилиями добытую свободу. Тем, что вы, много тысяч, пришли сюда на площадь, вы показали, как дорога вам родина. Чтобы явно вредная ленинская пропаганда не получила бы распространения – идите к менее сознательным и непросвещённым массам и разъясняйте им, что в свободной стране не может быть места насилиям!

Сын слушал с гордостью за отца.

Аплодировали, кричали: «Доверяем! Доверяем!» – но никто никуда не уходил разъяснять, а хотели сами слушать дальше.

И ещё одного задержали, заставили говорить, – товарища министра юстиции адвоката Зарудного, со смоляными бакенбардами:

– Граждане! Мы – не чиновники, мы такие же, как и вы, граждане Великой России. И если мы призн'aем, что Временное правительство стало на ложный путь, – мы первые об этом скажем, открыто и громогласно…

Господа! Наконец-то у России честное правительство. Наконец-то в России свобода!

– …К счастью, мы не наблюдаем ложного пути. Но пока разыгрываются страсти – тормозится наша творческая работа. К сожалению, по-видимому, сохранились тёмные силы, которым нужны смуты, и они их вызывают…

Неискоренимая распутинско-протопоповская агентура?

Товарищи министров прошли.

А толпа всё густела, сама не зная, в ожидании чего. Уже забрались и на массивные столбы по обе стороны дворца. И тут – тут – достиг с краю толпы и огненно передавался дальше ужасающий слух: что на Невском было – кровавое столкновение?..

Да – стреляли! убили!!

Кто? кого? сколько?

Кто – против кого?

Бросаться туда? (Или и самим тут небезопасно?)

А вот и на трибунку поднялся очевидец, типа торгового приказчика, и рассказал: группа рабочих, вооружённых винтовками, стреляла в сторонников правительства.

Толпа загудела в гневе.

Кричали разное, что теперь делать.

Тут с Морской подъехал грузовик, переполненный солдатами. Перед ним расступались, и он въехал в середину. К борту вышел штатский в пальто, с окровавленным рукавом, не перевязывал даже:

– Вот, в меня попали. Стреляли в упор.

Что поднялось!!

– Позор!

– Арестовать их!

С грузовика солдат:

– Это стреляли тёмные силы, и не без немцев. Они только прикрылись рабочей курткой, или шинелью.

Не стало ясней. Матрос гвардейского экипажа:

– Стрелявшие называли себя ленинцами. Соберём депутацию, и пусть с очевидцами пойдут сообщить Временному правительству.

Охотно собрали, и пошёл тот с окровавленным рукавом, и два солдата очевидца.

Вскоре на балкон вышел тот же смоляной Зарудный, спугивая голубей. Оттуда его далеко было слышно, только щуриться на него против солнца.

– …Мы решили принять самые строгие меры. Немедленно мною будет сформирована специальная следственная комиссия, которая, я уверен, будет санкционирована министром юстиции Керенским. И она немедленно приступит к выяснению виновных. Через несколько минут сюда прибудут представители следственной власти и прокурорского надзора. Очень прошу прибывающих очевидцев не расходиться и дать показания.

Вся площадь залилась «ура-а-а-а!..».

Нет, мы не уступаем! Мы – русское общество! Насилием– нас не взять!

Правительство не бездействовало! Граждане не были покинуты на произвол. Всех – накажут.

По всей Мариинской площади крики:

– Они начинают гражданскую войну!

– Они её и проповедывали всё время!

– Дайте нам возможность разоружить тёмные силы!

– Мы требуем ареста Ленина!

Забывалось, что не сами же министры тут перед ними.

Зарудный:

– Об этом вашем желании мы сообщим Керенскому.

На помощь ему вышел и Гримм:

– …Будут приняты самые энергичные меры к борьбе с насильниками… В стране, где отменена смертная казнь, не может иметь место натравливание брата на брата.

Молодчина, отец!

Восплески толпы.

И долго продолжалось, и долго гудело уже перед опустевшим балконом. Придумали сочинять резолюцию, и кто-то собирал мнения, а кто-то записывал, и потом оглашали трижды, в три разных стороны:

– …Граждане просят правительство стать на защиту закона и личной безопасности граждан…

Понесли во дворец, но чтобы передали непременно лично Керенскому.

А между тем с Морской вливались на площадь целые манифестации. И несли: «Полное доверие гражданину Милюкову!» – «Да здравствует Гучков!».

Да весь Петроград был здесь! Да весь Петроград заодно!

Кто же стреляет?.. Кто же мутит?

Манифестации прибывали – но тут уверяли, что сейчас ещё большее торжество начинается у Казанского собора.

Возбуждённой колонной многие потекли туда.