Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1
Шрифт:
На площадях, где митинги, дежурят кареты и автомобили Красного Креста. Некоторые и движутся медленно, вместе с демонстрациями.
К пяти часам дня рабочие колонны прошли и ушли – а Невский залит разношерстной толпой. Настроение самое приподнятое и уверенное: берёт верх – за правительство, за Милюкова!
– Смотрите! Не капитал манифестирует за правительство, а та же демократия!
– Мы шли на каторгу, на виселицы, а теперь мы, разночинная интеллигенция, – «буржуазия»?
– А кто – не «буржуазия»? А крестьяне – не «буржуазия»? Да большинство российского населения! И смешны притязания «пролетариата», каких-нибудь трёх процентов, на какую-то свою диктатуру…
Идёт колонна учащихся младших классов с плакатом: «Да здравствует Временное правительство!» С тротуаров – восторженная встреча, машут платками.
Проезжал Терещенко в открытом автомобиле. Его узнал Невский и шумно приветствовал.
А со стороны Адмиралтейства всё врываются и катят по Невскому – оливковые военные грузовые автомобили, в победной февральской манере наполненные солдатами и публикой, но без оружия, – и машут толпе шапками, гимназическими картузами, круглыми матросскими шапочками, обнажая короткостриженные головы. Над кабинами развеваются флаги: «За Временное правительство!» – «Работа здесь, победа там!»
Их встречают рёвом, встречно машут платками и шляпами.
С одного грузовика разбрасывается кадетское воззвание. С другого, в напоминание, – листки с речью Вильгельма к его гвардии, зовущие к полному разгрому России, – их расхватывают, читают вслух. Когда грузовики останавливаются для речей – на них ещё пытаются взлезать из толпы.
Машут и раненые из дворца Сергея Александровича и других лазаретов.
Кажется: весь Петроград – за правительство! И – кто же ещё против!
И Коля с двумя друзьями – счастливые, неслись в грузовом кузове.
Вот уже и на трамваях появились углём и мелом надписи: «Долой Ленина!» – «Вильгельм! Забери своего Ленина!». И каждый такой проходящий трамвай Невский осыпает аплодисментами.
В одном грузовике – солдат с дорогими цветами в руках. Ему аплодирует толпа.
В другом – опять Георгиевские кавалеры. Стоит офицер, снял с груди белоэмалевый крестик на золотой петельке и вытянутой рукой держит перед собой. Из толпы – аплодисменты.
С грузовиков разбрасывают: «Оставьте частные интересы! Соединимся для защиты России!»
Мостовые – это дороги революции. Кто владеют мостовыми – те направляют революцию.
Потом – слух на Невском: шесть вооружённых автомобилей поехали арестовывать Ленина.
К Троицкому мосту повалили любопытные.
82
Заседание Исполкома растянулось изнурительно долго. Уговоренный текст своего Разъяснения Временное правительство не слало, не слало, не слало, – хотя большинство ИК давно уже было на него согласно, только пришлите.
А между тем заводы, возбуждённые кем-то… Никто тут не смел сказать, что большевиками, – хотя сегодня и главарей их здесь не было. Никто не смел сказать, что – большевиками, потому что это не доказано строго… Но заводы шли и шли вооружёнными колоннами в центр, и поездки Чхеидзе и Скобелева никого ни на волос не остановили. А в центре – всё более распоясывалась обывательская публика в защиту правительства, и легко было ожидать столкновений, – и они произошли, со стрельбой и убитыми.
Немного тех убитых – но какой сигнал о неуправляемости событий! А главная опасность: что стреляли вооружённые рабочие в безоружных солдат! Что ж это могло развернуться? Только-только успокоили вражду солдат к рабочим из-за 8-часового дня – а что произойдёт сейчас? Слали несколько членов ИК в несколько мест на Невский успокоителями.
Не называли вслух, но что за тревожная неожиданность: маленькая ленинская группа распоряжалась массами помимо Исполнительного Комитета? И массами – вооружёнными!
Вероятно, кто-нибудь – не Церетели, обезсилевший без Разъяснения Временного правительства, на что он всё поставил; и конечно не дипломат Чернов; и тем более не Гоц, на вторых теперь ролях; и не сдержанный Дан; но может быть, Станкевич или вскипчивый Либер – с минуты на минуту вылепят это большевикам. (Либер – так взверчен против большевиков, что, кажется, разбуди его среди ночи – и он тотчас готов продолжать неистовую речь против Ленина.) Вылепят – и тут произойдёт взрыв? разрыв? раскол Исполнительного Комитета? И гибель вообще всей революции? —
– если бы не вбежали доложить: Михайловское училище получило от генерала Корнилова распоряжение вывести две пушечных батареи на Дворцовую площадь! Но михайловцы не идут без согласия ИК.
Удар в спину?! Ах предатель, генерал Галифе!!
И такое же – с броневиками, которые Корнилов вызвал!
И – грозная тень Контрреволюции, зловещей контрреволюции, всегда губившей все революции, – поднялась над смятенным заседанием. Вот где наша главная опасность всегда – справа! справа! – не надо этого забывать.
Исполком сплотился мгновенно, и с большевиками: нам надо держаться заодно! С Корниловым – не прямо конфронтировать, но поручить Чхеидзе выговорить ему тотчас по телефону, что никакой вызов войск ни для каких целей невозможен. А затем послать к нему и комиссию. (Да приставить же наконец постоянных комиссаров, чтоб такое не повторялось!)
А почему михайловцы и броневики не пошли? Да благодаря счастливому вчерашнему распоряжению солдатской комиссии Станкевича – чтобы полки не ходили самовольно манифестировать против правительства, а на всякий выход из казарм ждали бы распоряжения ИК.