Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2
Шрифт:
Значит – Михаил.
– Переверните, – сказал Бойе.
Саня перевернул листок, а там тоже было отпечатано и такой же крупностью стояло:
Вот это да!
И почти не читая – сразу к концу: так что же? кому?
И оказывалось: Учредительному Собранию, оно и решит образ правления.
«Учредительное Собрание» – эти слова приходилось Сане слыхивать не раз – как название небесного явления, спускающегося на землю. Не по саниному направлению ума, но так и осталось в сознании – священное облако.
Неохватываемое, неожиданное – кажется, происшедшее было слишком крупно, чтобы сразу его понять. Что же, конец вообще монархии? Республика?
А Бойе – недвижно высился перед Саней, – высокий жёсткий воротник, в нём – отдельная узкая голова под скромным бобриком, на лице – старо-застывшие вскрученные усы, нисколько не помягчевшие, не опустившиеся и сегодня, – а глаза потерянные. Овлажнённые.
Сколько же он над этим уже просидел? Не так же рано утром получил? Значит, с вечера?
Саня – сам должен был первый что-то ему сказать?
Бойе – голосом неозвученным, а доверительно, как никогда с подпоручиком не снижался:
– Я боюсь, манифест дан не добровольно.
Брови ровные, как следы, натёртые от козырька:
– Есть странности в слоге.
Чуть перекосились:
– И почему – во Пскове?
И больными глазами искал найти подтвержденье догадки:
– Может быть – заставили подписать? Может быть – Государь несвободен?
Да, правда, почему так? Что изменилось? и почему во Пскове?
И Бойе доверился:
– Если б я мог этого не оглашать – я выждал бы сутки. Может быть, всё исправится, разъяснится?
В самом деле. Так он – и держал? Может быть – и не с ночи, может быть со вчерашнего дня, выжидал, что разъяснится?
И – не он один ожидал? Может быть и в корпусе, в армии?…
Но – всё равно растечётся, неизбежно. Телефонисты – всегда всё будут знать раньше.
Бойе был переполнен.
– Вам это трудно понять, подпоручик. Наша бригада без императора не была ни одного дня. Никогда.
Саня не ухватил: почему – бригада? Ведь и Россия не была?
Но – Гренадерская артиллерийская бригада генерал-фельдмаршала графа Брюса!
– В Девятьсот Пятом вы были мальчик. А мы – уже это пережили, в Москве.
Даже смотреть полными глазами Бойе было больно.
– Подпоручик. Я, своим горлом, прочесть не могу. Выйти с этим к батарее – я не могу. Пожалуйста, голубчик: постройте батарею и… Постарайтесь прочесть.
– Слушаю. Прочту.
Саня ждал – ещё распоряжений?
Да, вот ещё – приказ великого князя, возвращается в Главнокомандование.
Подпоручик встал, все бумаги в руке. И – не отрубисто, а с сочувствием, как над больным:
– Разрешите идти, господин полковник?
Бойе молча медленно кивнул. Дважды. Или трижды. Кивнул будто не головой одной, а невидимо весь пошатываясь.
Или прощаясь с подпоручиком навсегда. У Сани мелькнула мысль… Но он не смел её выказать полковнику.
Ни, даже, встретив командирова денщика снаружи – посоветовать ему приглядывать.
Подполковник остался с собою, и помочь ему было нельзя. Иногда люди среди людей остаются неизбежно одни.
По протоптанной снежной тропке подпоручик поспешил к батарее – но ещё не выйдя на прогалину, под последней берёзой кущицы остановился.
Он спешил, как будто всё знал. А остановился, как будто знал не всё.
Поднял голову – и сквозь бледно-сиреневые голые ветви берёзы увидел то ли растягиваемую, то ли нерастяжимую облачную пелену, – ещё солнце не взошло и не прояснилось, как пойдёт день.
Саня так легко принял поручение прочесть – но только сейчас, остановясь под утренним неразборным небом, задумался: чему же доводится пройти через его горло. Как он это понимает? И как читать?
Прежде чем строить батарею – хотел ли он с кем-нибудь поделиться?
С Устимовичем? – нет.
С Чернегой? – почему-то не хотелось, несмотря на бойкий ум его: какой-то неожиданный угол от него мог врезаться.
И даже: самому – перечесть ли? Или сразу строю?
От Бойе он вынес трагическое чувство – и это было бы одно чтение. Но вообразил в первой шеренге строя ироничного Бару с тонкой усмешкой на губах – и смутился. Для него – диктовалось другое выражение и чувство, не то, как читал бы Саня при самом Бойе. Да и – для Чернеги.
Так и не перечтя, сложенные бумаги держа в опущенной руке, Саня стеснённо пошёл к батарее. Внутри себя – он не нашёл никакого ответа.
Первого встречного солдата послал за фельдфебелем.
А фельдфебелю Заковородному, ко всякой службе всегда готовому, приказал немедленно построить всю батарею.
435
Стоял Арсений в первой шеренге, на правом фланге своего третьего взвода, – а подпоручик, читая, – от него наискосяк шагов семь, против среднего второго взвода. Близко. И Арсению виделось и слышалось хорошо, что подпоручик и сам читает неутвержно как-то.
Построил фельдфебель батарею к ветерку спиной, а у подпоручика подворачивало бумагу из рук.
С первых слов проказилось про какие-то волнения внутри народа – батюшки, что это, где? Да не в нашем ли Тамбовском уезде? Да как там, наших ли не потеснят?
Но дальше об том никаких разъяснений, а: войну надобно доводить до победы. То и так ясно.
И сразу после того бултыхом: почёл за благо отречься от престола государства российского – и из того понятно стало, что это всё пишет – царь, поначалу не оголосил поручик – от кого это имени?