Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3
Шрифт:
Как четырёхпудовую гирю навесили косо на ремне через плечо – и ходи так, действуй и управляй.
Вот, уже не насыщаясь своей фактической властью над Петроградом, над железными дорогами, над тыловыми частями, не насыщаясь своей «контактной комиссией», здоровенной и наглой фигурой Нахамкиса, нависшей над министрами (смесь отвращения, но и страха стал испытывать к Нахамкису Милюков), – Совет полез и в международные дела! Вчера было слышно об их возне в Морском корпусе, – а сегодня на разворотах не только советской газеты можно было прочесть их безответственное преступное воззвание «к народам всего мира» – и даже, что особенно встревожило Павла Николаевича,- одобрительные отзывы о нём на страницах вполне серьёзных газет.
А это был – типичный, откровенный и разрушительный циммервальдизм! Но наибольший взрыв состоял в том, что петроградский Совет уже присваивал себе международные функции, игнорировал правительство своей страны да и других стран. Он создавал грозную ситуацию, когда правительство должно было твёрдо заявить о себе либо перестать существовать.
Но – кто, кто? – в этом совете министров был тот твёрдый человек, который мог бы решиться на твёрдое проявление, особенно против Совета депутатов? Да никто, кроме Милюкова. Тем более, что вот уже и в его же коренную область Совет вторгался.
Рано утром за кофе, как только пришла вся охапка свежих газет, Павел Николаевич прочёл это воззвание ex officio один раз, тут же и другой раз. Нет, его не обманули эти декорации, что «русская революция не отступит перед штыками завоевателей», – может быть, не отступит, но и, во всяком случае, не наступит, так? А главная фраза была другая и даже дважды повторена: «решительная борьба с захватными стремлениями правительств всех стран», и тут же – «противодействовать захватной политике господствующих классов».
Как только начинают козырять «классами» – так тут же зияет и пропасть внутри каждой страны и всего человечества. (И «классы» воспринимаются как виноватое Временное правительство и ты сам посреди него.)
Совет депутатов не только вмешивался во внешнюю политику Временного правительства – но и прямо навязывал изменить её!
Как?! Да главный смысл всей революции и был – остаться верными союзникам вопреки измене царя! И теперь Совет депутатов хотел повернуть правительство на ту же измену?
И ведь: своей безответственной декламацией только создают впечатление слабости России: так, чтоб нам перестали верить союзники и перестали бояться враги.
За последние дни несколько раз публично, а в частных беседах бесчисленно, – заверял Милюков союзников в нашей верности союзным обязательствам, что Россия для этого принесёт безоглядно все необходимые жертвы. И – какая же теперь создавалась постыдная неловкость перед послами? И – какой куклой тряпичной выглядел он сам?
Да не только в этом, но вся логика нашей балканской многолетней политики, но вся логика борьбы этих лет, – разве они допускали так безответственно хлопнуть крыльями и отряхнуться ото всех национальных целей России и прежде всего от жизненной потребности в Босфоре-Дарданеллах? Cui bono?
Газетчики всего мира сейчас с сенсационными криками разволочат этот «манифест» на позор русскому правительству – и кто же в правительстве способен не испугаться и сказать властное «нет» этой деструктивной стихии? Что ж, Милюков всегда славился своей способностью высказывать неприятные твёрдые вещи. Придётся продемонстрировать это ещё раз, уже при новом режиме. Придётся стать для всех – bete noire.
Какая ирония судьбы: свои главные дипломатические усилия направить не в лавировку меж держав – но: обойти этих сиволапых?
Хорошо, он их заманеврирует.
Безо всяких манифестов он твёрдо направит Россию по руслу верности союзникам и собственным российским интересам. Он – реально так проведёт, и не обойтись как-то и заявить об этом вскоре – против всего тысячеротого Совета.
Однако если бы – только одна эта дерзость! Но вчера же, на том же Совете, они успели принять и ещё одно воззвание – к полякам! Это уже вовсе взбесило Павла Николаевича! За Польшу боролись все – и павший Николай со своим дядей Николаем, и Вильгельм с Францем-Иосифом, и левое крыло собственной кадетской партии, и все сыпали полякам заманчивые декларации и обещания, – и теперь, обогнав Временное правительство, с беспечностью пролаял и Совет: Польша имеет право быть независимой, создавайте независимый демократический строй! Братский привет! А сегодняшние «Известия» писали так ещё чище: да поднимется восстание во всех трёх частях разделённой Польши! Не теряйте этих дней! (То есть – и против нас восставайте!)
Легко раздаривать, чего не собирали.
Да Милюков и сам уже начал переговоры с польскими кругами. Но польский вопрос такой сложный: поляки рассеяны по разным странам, мнения у них разные. А сама страна оккупирована, и немцы успели выступить инициаторами польского освобождения – там уже национальная школа, суд, самоуправление, набранные легионы. Но и великий размах русских событий открывает простор для польского вопроса. Однако не давали ничего подготовить omnium consensu, но забивали крикливыми декларациями.
Нет, Павел Николаевич не принадлежал к тем горячим головам, как Родичев, кто страстно жаждал всегда независимости Польши. Павел Николаевич понимал, что для силы и крепости Российской империи удобнее держать Царство Польское в своём составе. При широкой автономии, конечно.
Однако этого уже не скажешь так прямо вслух, тут своя филиация идей. Приходится действовать – и стремительно даже! Теперь никак не избежать публичного обращения правительства к полякам. И обращению этому неприлично отстать от советского более чем на сутки: эти сутки ещё можно объяснить технически, а готовили будто бы уже давно.
То есть: надо было буквально сейчас, за несколько часов – Павлу Николаевичу, конечно, кому ж ещё? – написать это воззвание, и сегодня же вечером принять его на заседании кабинета, и чтобы завтра оно уже было в газетах. Прямо вот сейчас, за утренним кофе, не отрываясь, тут же, набрасывать его – да не социал-демократическим шавканьем, а достойным государственным языком.
Но именно сейчас-то надо было ехать на дурацкую церемонию – церемонию принятия присяги Временным правительством в Сенате.