Красное крещение
Шрифт:
Како сопрягохомся смерти?..
9
Степан пробирался вдоль рядов шумной и людной городской рыночной площади. Вид его был довольно жалок. Ноги босы. Гимназический китель, на котором остались всего две медные пуговицы, надет прямо на голое тело. Одна брючина порвана внизу почти до колена. Взгляд его голодных глаз невольно останавливается на продуктах, разложенных на прилавках. Степан сглатывает слюну и, прижимая к груди вещевой мешок, продолжает пробираться среди людской толчеи.
Один из торговцев, остановив Степана и ощупав
— Что там у тебя, вроде бинокль? Давай менять на картошку.
Степан резко дернулся, отстраняясь от навязчивого торговца:
— Это я не могу менять, об отце память.
— Вижу, что жрать хочешь, — ухмыльнулся торгаш, — какая тут память, голод не тетка.
Степан, покачав отрицательно головой, прошел быстро вдоль рядов к деревянному забору и устало присел возле него, облокотившись спиною о штакетник. Он раскрыл свой вещевой мешок, достал бинокль, посмотрел на него. Затем прикрыл глаза, вспоминая отца с матерью.
10
В гостиной накрыт праздничный стол с именинным пирогом. Вся семья Корнеевых в сборе. Папа с мамой радостно улыбаются, глядя на сына, и поднимают бокалы с шампанским. Какие они красивые, его родители! Мама в светло-розовом платье, а папа в офицерском мундире с погонами поручика.
— Поздравляем тебя, сынок, с днем твоего Ангела. Вот тебе мой подарок, — при этих словах отец достает бинокль и подает его Степану, — я его с фронта привез, трофейный немецкий, четырнадцатикратного приближения. Будет тебе памятью об отце.
Степан с восхищением глядит на бинокль, а родители поют ему «Многая лета...».
11
— Это чего у тебя? — услышал вдруг Степан вопрос над самым ухом.
Он быстро открыл глаза и с тревогой оглянулся.
Рядом с ним у забора сидел белобрысый парень в рваной тельняшке, в белых, замызганных грязью брюках, так что их белый цвет лишь угадывался. На Степана смотрели с наглой усмешкой светлые, почти белесые глаза. Парень был примерно одного возраста со Степаном, только чуть ниже ростом и коренастей.
— Чего это у тебя? — повторил он свой вопрос и, вынув из кармана штанин краюху хлеба, стал есть.
Степан сглотнул слюну и, отвернувшись, ответил:
— Это бинокль, от отца.
— Понятно, — равнодушно произнес парень, отламывая от своей краюхи кусок и толкая в плечо Степана: — На, ешь.
— Спасибо, я не голоден, — ответил Степан, не поворачиваясь к парню и снова сглатывая слюну.
— Да ты че, — удивился тот, — из интеллигентных, что ли? Ешь, пока дают.
Степан как бы нехотя взял хлеб и тут же, откусив большой кусок, стал быстро жевать. Поперхнувшись, он закашлялся.
— Ешь, не бойся, не отниму.
— Я и не боюсь, — обиженно и с вызовом сказал Степан, проглотив почти не жуя последний кусок.
Парень уже тоже доел свой кусок и протянул руку к биноклю:
— Дай посмотреть, да ты не бойся, не возьму.
— А я и не боюсь, — опять с вызовом ответил Степан и подал бинокль.
Парень взял бинокль, повертел его в руках. Потом посмотрел в него на базарные прилавки и засмеялся, пытаясь рукой дотянуться до продуктов, которые теперь,
— Полезная штука, — сказал он, а потом вдруг неожиданно вскочил на ноги и припустился бежать что есть мочи от Степана с его биноклем.
Степан тут же подскочил, как ужаленный, и, позабыв свой вещмешок, бросился вдогонку.
12
Парень ловко перескочил через забор и, добежав до переулка, свернул в него. Степан не отставал. Наконец он сообразил, что парень бежит прямо к складам на пристани, и побежал за ним по параллельному переулку, стараясь сократить дорогу. К складам они подбежали почти одновременно. Но тут парень кинулся к высокой деревянной ограде и, отодвинув доску, юркнул в щель. Степан нырнул за ним следом и очутился в замкнутом дворе между сараями. Он оторопел от увиденного. Воришка уже никуда не бежал, а стоял с наглой ухмылкой посреди такой же шпаны, как и он сам. Ребят было человек десять. Всем лет по восемь, двенадцать. Парень, укравший бинокль, был старше их всех, если не считать еще одного, здорового парня лет восемнадцати. Он сидел на большой бочке, как на троне, и тоже с интересом рассматривал Степана. В отличие от других беспризорников, одетых в рваные лохмотья, этот парень одет получше и почище. Беспризорники тут же обступили Степана кольцом. Он от растерянности остановился и молчал. Все тоже стояли молча и смотрели на него. Степан понял, что он попался и так просто ему отсюда не уйти. Но все же, глянув исподлобья на укравшего у него бинокль парня, твердо сказал:
— Отдай, это не твой.
— Что с воза упало, то пропало, — смеясь в лицо Степану, ответил тот.
И все беспризорники захохотали.
Не смеялся только парень, восседавший на бочке. Он продолжал с интересом разглядывать Степана.
— Сивый, — обратился он к белобрысому парню, — чего этот чужак от тебя хочет?
Сивый еще по дороге успел куда-то сунуть бинокль и теперь, невинно расставив руки, с той же наглостью, как и прежде, сказал:
— Не знаю, Брынза, чего он пристал к честному человеку.
— Не к честному, а к вору, — в запальчивости выкрикнул Степан.
Его слова снова вызвали у беспризорной братии гомерический хохот.
— Ты кто? — обратился Брынза к Степану.
— Он у меня бинокль украл, — не отвечая на вопрос главаря, упрямо мотнув головой, сказал Степан.
— Да мы тут все крадем, — ухмыльнувшись, развел руками Брынза, и беспризорники опять загоготали.
— Это бинокль, память об отце. Он на войне, — потупив голову, но твердым голосом произнес Степан.
— Ах, гнида, — закричал белобрысый, — я тебя сразу раскусил. С красными твой отец воюет. Офицер небось. У тебя же это на лбу написано, ты же контра.
— Ша, Сивый, — властно выставил вперед руку Брынза, — у нас здесь нет ни белых, ни красных, иди, тащи бинокль. Решать будем.
Степан облегченно вздохнул, считая, что дело его уже решено. Но он ошибся. Когда Сивый, быстро сбегав, принес бинокль и передал Брынзе, тот, повертев его в руках, спросил Степана:
— Об отце, говоришь, память? Хочешь вернуть свою вещичку?