Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем

Авченко Василий Олегович

Александр Кондратьевич работал в бухгалтерии, Ася пошла в систему ликбеза – так начался её долгий учительский путь. Среди учеников были и неграмотные русские мужики, и китайцы-шахтёры. Ася организовала библиотечный кружок, куда вскоре поступил и «Разгром» Фадеева. Проходила, как положено, «военизацию», в период конфликта на КВЖД 1929 года осваивала пулемёт максим – сражаться в случае чего готовились все. Изучала устройство автомобиля и трактора.

Семи лет Лев пошёл в школу. Маму к этому времени перевели из системы ликбеза, выполнившего свою задачу, в обычную школу и дали комнату в шахтёрском бараке. По соседству жил учитель рисования Николай Захарович Фёдоров – бывший партизан и, как выяснилось, однокашник Александра Фадеева по коммерческому училищу. Вскоре Ася и Николай поженились. Первоклассник Лёва называл

отчима по имени-отчеству, но отношения их были дружескими.

Когда разболелись старший и младший – отчим Аси Александр Кондратьевич и Лев, – им, как «лёгочникам», рекомендовали сменить климат. Семья переехала в Среднюю Азию – в Узбекистан. Александр Кондратьевич нашёл работу в Маргилане, Николай и Александра учительствовали по соседству, в Фергане. Поступили в вечерний институт. «Насчёт питания в 1931/32 годах особых забот не было. Хлеб давали по карточкам», – пишет Ася, не любившая жаловаться на тяготы и лишения. В качестве дров использовали шелуху от хлопковых семян. Николай с малокалиберкой добывал дичь – галок и ворон… «Особых забот не было».

После института Николай и Александра стали работать в старших классах, перебрались всей семьёй в Ташкент.

В Узбекистане Лев окончил школу. Встал выбор – кем быть? В детстве он мечтал не о небе – о море, что было типично для мальчишки его эпохи, тем более владивостокца. Много занимался спортом: имел первый разряд по лёгкой атлетике, второй – по штанге, третий – по боксу, возглавлял туристский кружок.

Если Покрышкину пришлось потратить немало сил, чтобы ему разрешили переучиться с авиатехника на лётчика – в лётчики, мол, все хотят, а вот авиатехников не хватает, – то Колесников попал в авиацию неожиданно для самого себя и даже вопреки собственному желанию.

Окончив школу, он подал заявление в Севастопольское военно-морское училище. Отличный аттестат давал право поступить туда без экзаменов. Льву уже пришёл ответ, что он зачислен кандидатом в курсанты. Но шло лето 1941-го – грянула Великая Отечественная, и военком направил его в лётную школу. Колесников так вспоминал об этом эпизоде в книге «Линия поведения»: «Я не крикнул: “Разрази меня гром, и клянусь форштевнем субмарины: такому не бывать!” Война обязывает комсомольца быть там, где он нужнее. Я лишь отшатнулся от стола и… увидел море. Море во время отлива. Прощально бормочущие волны отступали к горизонту. Лазурно сверкнула ставшая далёкой полоска моей мечты, и обнажилась передо мной ташкентская суша, по которой я побрёл к медикам. Они внесли в моё личное дело новую запись: “Годен к лётной работе в ВВС”».

В другом месте Колесников пишет, что будто бы в моряки он не прошёл по зрению – «глазник придрался». Для авиации тем не менее оказался подходящ – не странно ли? Ася рассказывает, что он и сам удивлялся: «То мне говорили, что по зрению я на флот годен, а в авиацию меня бы не пустили. Сегодня сказали: “Годен быть даже лётчиком-истребителем”».

Обратим внимание ещё на одно обстоятельство: Венедикт Март, дядя Льва, был расстрелян как японский шпион, дядю Зотика тоже расстреляли по политической статье. Позже, в войну, сын Марта, отступив вместе с немцами из Киева, перейдёт к американцам… Не говоря об уехавшем за границу с женой и тремя сыновьями дедушке.

Анкета Льва, как видим, идеальной не была. Но препятствий, похоже, ему никто не чинил: взяли и в партию, и в элитные небесные войска. А позже направили в секретную заграничную командировку – воевать против тех, к кому эмигрировал его двоюродный брат Иван Елагин…

Итак, в июле 1941 года Ленинский райвоенкомат Ташкента призвал Льва в армию и направил в Чугуевское военное авиационное училище (не путать с Чугуевкой, где проводил летние каникулы ученик Владивостокского коммерческого училища Саша Фадеев; здесь речь – о городе Чугуеве под Харьковом, в честь которого и получило своё имя дальневосточное село).

Училище сформировали в 1938 году. Среди его воспитанников – дважды Герои Советского Союза Арсений Ворожейкин (один из самых результативных советских асов – пятьдесят две личные победы в небе, начиная с Халхин-Гола), Александр Клубов (товарищ Покрышкина, погиб в Польше при неудачной посадке на Ла-7: колесо попало в канаву, самолёт скапотировал – кувыркнулся вперёд), Владимир Лавриненков (был сбит, бежал из немецкого плена, партизанил), Виталий Попков (один

из прототипов командира «поющей эскадрильи» – Маэстро в фильме Леонида Быкова «В бой идут одни “старики”»), Василий Сенько (единственный штурман, награждённый двумя «Золотыми Звёздами»), Андрей Боровых (после войны командовал авиацией ПВО СССР), трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб, считающийся самым результативным советским истребителем. Все названные были практически ровесниками Колесникова. Но пока они защищали небо от агрессора и получали ордена, сам он только учился летать и воевать.

Лев быстро понял, что не обижен на военного комиссара. Поначалу не всё получалось, но вскоре самолёты и небо он полюбил по-настоящему, став лётчиком грамотным и увлечённым своей работой. «Я понял, почему лётчики страсть к полёту сравнивают со страстью к любимой», – вспоминал он потом.

Лев гордился своей формой, тем более что у лётчиков она, пожалуй, не менее красива, чем у моряков. С 1949 года к лётной форме даже полагался кортик. Его ножны были украшены эмблемой ВВС – крылышками с пропеллером – и изображением Спасской башни, над которой мчались реактивные самолёты.

Сложившиеся ещё в 1930-е годы культ и миф «сталинских соколов» (не от горьковской ли «Песни о Соколе» со знаменитейшими словами «рождённый ползать летать не может» появилось это устойчивое выражение – не орлы, не ястребы, а именно соколы, или же от Финиста – Ясного сокола?) развивались и дополнялись. С лётчиками-истребителями теперь не могли сравниться славой и «раскрученностью» ни испытатели, ни бомбардировщики. Истребителей, кажется, и награждали чаще и охотнее.

Лучшими «окопными» прозаиками станут военный инженер Виктор Некрасов, артиллеристы Юрий Бондарев и Евгений Носов, самоходчик Виктор Курочкин, пехотинец Василь Быков, разведчик Эммануил Казакевич, партизан Константин Воробьёв… Из лётчиков больших писателей не вышло – в основном они писали мемуары (следует особо выделить Водопьянова и Галлая, которые писали не только о себе, но и о других пилотах, конструкторах, перерабатывали чужой опыт, проделали путь от документальной литературы к художественной, хотя выдающимися романистами не стали). Зато к прославлению боевой авиации сполна подключилось кино: «Истребители» (1939) – в этом фильме прозвучала знаменитая песня «Любимый город в синей дымке тает…» на музыку Богословского и слова Долматовского; «Валерий Чкалов» (1941); «Воздушный извозчик» (1943); «Небесный тихоход» (1945) – с не менее знаменитыми песнями «Первым делом – самолёты» и «Пора в путь-дорогу» Соловьёва-Седого (возможно, этот фильм – первое в СССР художественное высказывание по вопросам феминистской повестки), «Повесть о настоящем человеке» (1948) – лётчика Мересьева предлагали сыграть его прототипу Маресьеву, тот отказался, а жаль; «Нормандия – Неман» (1959), «Балтийское небо» (1960), «Чистое небо» (1961), «Им покоряется небо» (1963); истинно народные ленты «Хроника пикирующего бомбардировщика» (1967) и «В бой идут одни “старики”» (1973) (первый, об экипаже «пешки» – Пе-2 снят по сценарию автора «Интердевочки» Владимира Кунина, матчасть для второго – загримированные под «лавочкиных» учебные Як-18 – помог выбить маршал авиации Покрышкин), «Торпедоносцы» (1983)… Здесь же упомяну учебный фильм «Эксплуатация самолёта Ил-2», снятый во время войны киноотделением 4-го отдела НИИ ВВС Красной армии. Лента для меня вроде бы абсолютно бесполезная – управлять штурмовиком Ил-2 я никогда не буду, – но потрясающе интересная: настоящее кино прямого действия, лучше любых блокбастеров показывающее, насколько сложной была боевая работа лётчика Второй мировой.

Лучшими командармами Великой Отечественной стали не герои Гражданской, как Будённый или Ворошилов, а генералы новой генерации – Жуков, Конев, Рокоссовский… То же – с пилотами. Те, кто прославился ещё в 1930-х, на Великой Отечественной либо командовали целыми соединениями, как Георгий Байдуков или Тимофей Хрюкин, либо погибли, как испытатели, ветеран Китая Степан Супрун и Григорий Кравченко, первым прикрепивший к своей гимнастёрке две звезды Героя. Лучшими пилотами Великой Отечественной стали тоже авиаторы нового поколения, к которому принадлежал и наш герой. Герингово море «мессеров», «юнкерсов», «хейнкелей», «фокке-вульфов» пришлось останавливать именно им. И, конечно, самолётам нового поколения – яковлевским, ильюшинским, лавочкинским, микоян-и-гуревичевым.