Красное самоубийство
Шрифт:
И это пишет один из самых главных архитекторов будущего всемирного коммунистического сообщества! В своей пьесе «Король-художник» Луначарский ловко и скромно выставил самого себя: «Как тяжело королю-художнику править страной грубых беотийцев». Пир графомана? Мания величия? Бред, с которым надо отправлять к психиатру?..
Читатель! Внимательный читатель! Неужели вы ни о чем не вспоминаете, столкнувшись с драматургией Луначарского? Припомните, что Сталин 15 раз смотрел в МХАТе «Дни Турбиных» Булгакова, действительно великую пьесу, не то что поделки игривого наркома просвещения. Но почему все же 15 раз?! Да потому, наверное, что даже душа негодяев в постоянном окружении себе подобных может затосковать по порядочным людям. У Сталина – это белые офицеры из булгаковской пьесы, у Луначарского – придуманные им короли и рыцари...
Не повезло с образованием и Сталину, оно у него, как известно, неоконченное семинарское. Достаточно вспомнить последние анекдотические «научные труды» Сталина о социализме и языкознании. В лучшем случае они могут заинтересовать лишь сатириков или психиатров. Сталин, пока не записал сам себя в гении, видимо,
Не отличались в этом смысле от своего вождя и его ближайшие сподвижники. Самый долговременный сталинский прислужник В. Молотов имел за плечами только реальное училище. Второй по стажу сталинский сатрап Л. Каганович имел два класса образования, по профессии – сапожник. Два класса было и у любимца вождя Н. Хрущева, который был абсолютно малограмотным, разве что читать умел. До сих пор сохранились документы с его резолюцией: «Азнакомица!» – и далее следовал перечень лиц.
Все эти пролезшие в вожди недоучки имели под собой весьма своеобразную партийную элиту. Так, в 1927 году в компартии высшее образование было менее чем у одного процента ее членов. Через десять лет, в 1937 году, лучше не стало: среди секретарей обкомов низшее образование имели 70 процентов, среди секретарей райкомов – 80 процентов. Потом, со временем партийные боссы наловчились получать дипломы о своем образовании, используя высокое служебное положение. Официальную статистику это подправило, но сути дела не изменило. Так, например, Л. Брежнев имел диплом инженера, но никакими знаниями не отличался. М. Горбачев заимел два диплома – юриста и агронома, но это не мешало ему неоднократно демонстрировать в своих выступлениях незнание и непонимание самых элементарных основ той самой экономики, которую он принялся реформировать. Так, год за годом он клялся в верности рыночной экономике и при этом объявлял, что он категорически против частной собственности на землю. Но это же абсурднейшее противоречие! Для любого западного политика одного такого публичного заявления было бы достаточно, чтобы навсегда покинуть политическую сцену. Мы же спокойно все это выслушивали!
Все пришедшие за Сталиным кремлевские вожди, включая пропущенных нами выше Андропова, Черненко и Ельцина, образованностью не отличались. И похоже, что комплекс недоучки их не смущал... Наоборот, именно отсутствие необходимого багажа знаний позволяло им не только губительно экспериментировать со своим народом, но и призывать другие народы последовать нашему примеру!
Разумеется, что в наших рассуждениях нельзя сводить все дело к вопросу о знаниях, образовании. Если иметь в виду субъективные факторы, то можно вспомнить еще об одной странности: под красным знаменем мировой революции у нас почему-то всегда впереди всех выступали люди по сути своей ущербные, одурманенные безраздельной личной властью. В «Письмах из мертвого дома» Достоевский писал: «Кто бы ни испытывал власти, полной возможности унижать другое человеческое существо... до самой крайней степени унижения, хочешь не хочешь, утрачивает власть над собственными чувствами. Тирания – это привычка, она имеет способность развиваться, она в конце концов развивается в болезнь... Человек и гражданин умирают в тиране навсегда».
Итак, по Достоевскому, тирания развивается в болезнь. А может быть, наоборот? Спорный вопрос. Обратимся к истории. Оказывается, что за практическое осуществление коммунистических идей, невозможное без установления диктатуры (как прежде всего признали сами большевики!), почему-то взялись люди психически не очень полноценные. Возможно, потому, что и сама эта затея была в принципе нездоровая? Начнем с Ленина. Возьмем воспоминания о нем Н. Валентинова, близко знавшего Ильича задолго до того, как тот стал вождем. Валентинов пишет:
«В своих атаках, Ленин сам в том признавался, он делался “бешеным”. Охватывавшая его в данный момент мысль, идея властно, остро заполняла весь его мозг, делала одержимым... За известным пределом исступленного напряжения его волевой мотор отказывался работать. Топлива в организме уже не хватало. После взлета или целого ряда взлетов начиналось падение энергии, наступала психическая реакция, атония, упадок сил, сбивающая с ног усталость. Ленин переставал есть и спать. Мучили головные боли. Лицо делалось буро-желтым, даже чернело, маленькие острые монгольские глазки потухали. Я видел его в таком cocтоянии... После лондонского съезда партии он точно потерял способность ходить, всякое желание говорить, почти весь день проводил с закрытыми глазами. Он все время засыпал... В состоянии полной потери сил он был и в Париже в 1909 году после очередной партийной склоки.
Он убежал в деревушку Бон-Бон, никого не желая видеть, слышать, и только после трех недель жизни “на травке” превозмог охватившую его депрессию... Опустошенным возвратился он с Циммервальдской конференции в 1915 году, где истово сражался за претворение империалистической войны в гражданскую. Он искал отдыха в укромном местечке Соренберг, недалеко от Берна... Вдруг ложится на землю, вернее, точно подкошенный, падает, очень неудобно, чуть не на снег, засыпает и спит как убитый».
Таких свидетельств много. Уже только по ним психиатр может сделать вполне конкретные выводы, но и так ясно, что с психикой у Ленина не все было в порядке. В повседневной жизни его болезненное состояние выражалось в таких руководящих наставлениях: «Ничто в марксизме не подлежит ревизии. На ревизию один ответ: в морду!» По этому поводу Валентинов замечает: «Здесь дело не в одном только расхождении в философии. Здесь причиной – невероятная нетерпимость Ленина, не допускающая ни малейшего отклонения от его, Ленина, мыслей и убежденности... Философские дебаты с Лениным, мои и других, имеют большое продолжение, а главное – историческое заключение, похожее на вымысел, на бред пораженного сумасшествием мозга... “Философская сволочь”, – так Ленин называл всех своих оппонентов в области философии».
Валентинов пишет о книге Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»:
«Беснование сделало книгу Ленина уникумом – вряд ли можно найти у нас другое произведение, в котором была бы нагромождена такая масса грубейших ругательств по адресу иностранных философов... У него желание оплевать всех своих противников, он говорит о “ста тысячах плевков по адресу философии Маха и Авенариуса...” Взяв в свои руки власть в 1917 году, Ленин от плевков перешел к высылке своих оппонентов из России за границу, к концлагерям и массовому террору. Теперь уже широко известно, что последние два года жизни он пытался руководить страной, будучи практически недееспособным, причем отказала ему голова. Что у него раньше началось: болезнь или тирания?
За свои сорок пять лет активной работы в журналистике, с 1947 по 1992 год, я не раз убеждался в том, как большая политика страдает от состояния здоровья и самочувствия ее лидеров. Известны самодурство и взбалмошность Хрущева. Последние годы своего правления был практически недееспособным Брежнев. Будучи смертельно больными, пытались править страной Андропов и Черненко. Эту же дурную традицию развил и приумножил Ельцин.
Пристальный интерес западной общественности к состоянию здоровья своих политических лидеров не является следствием только обывательского любопытства, просто там люди не желают доверять свои судьбы больным руководителям, облеченным большой властью. У нас же здоровье наших вождей – государственный секрет. Сталин, например, запрещал собирать и хранить медицинские документы о своем здоровье. Тем не менее до нас дошли кое-какие сведения на эту тему. Большую ценность представляют мемуары Н. Петровой, посвященные жизни и деятельности профессора Д. Плетнева, который в течение нескольких лет был личным врачом Сталина. Она была много лет ближайшей сотрудницей Плетнева, и он незадолго до своего ареста передал ей свои записки. В середине 30-х годов он был брошен в ГУЛАГ, как и множество других лиц, близко знавших Сталина. Во время войны Петрова работала в госпитале, который в 1942 году захватили немцы. В конце концов она оказалась на Западе, где ее воспоминания и были изданы на русском и английском языках. Вот как, например, Плетнев рисует образ вождя:
«Сталин обладал неустрашимостью и мужеством льва, умом змеи, слабостью и трусостью зайца, и все это одновременно! Он плохо переносил физическую боль, и боли в суставах иногда доводили его до исступления. Он не терпел возражений, был склонен к хвастовству и любил лесть. Он обладал широким кругозором, проницательностью, изворотливостью, гибкостью и сильной склонностью к авантюризму. Однако одних лишь духовных его способностей было бы недостаточно для успешного восхождения, если бы не дьявольская хитрость и коварство и поразительное знание человеческой души со всеми ее слабостями. Он был упрямым, последовательным и обладал невиданной силой воли и железными нервами. Обмануть его, стоя перед ним, было очень трудно, потому что возникало впечатление, что его глаза видят тебя насквозь... По выражению лица невозможно было угадать его истинных мыслей. Иногда он казался обманчиво радушным и дружелюбным, в то время как испытывал к этому человеку только вражду и ненависть. Он страдал только двумя расстройствами: манией величия и манией преследования».
Остается добавить, что в 1937 году Плетнев поставил своему главному пациенту диагноз – «параноидальный психоз» и вскоре исчез в недрах ГУЛАГа. Известно, что Сталин с раннего детства был очень болезненным ребенком. Мало этого. Малолетнего Иосифа и его мать постоянно избивал пьяный отец, домашний тиран. Друг юности будущего вождя, И. Иремашвили, вспоминал, что эти избиения и издевательства оставили неизгладимые следы в душе Сталина. Иремашвили писал:
«Незаслуженные избиения мальчишки сделали его таким же жестоким и бессердечным, как его отец. Он был убежден в том, что человек, которому должны подчиняться люди, должен быть таким, как его отец, и потому в нем вскоре выработалась глубокая неприязнь ко всем, кто был выше него по положению. С детских лет целью его жизни стала месть, и этой цели он подчинил все, в нем непрерывно и однозначно накапливалась ненависть».
Трагической жертвой сталинской нездоровой психики стал великий русский ученый В. Бехтерев, невролог, психиатр и психолог. В конце декабря 1927 года он был приглашен к Сталину на консультацию. Как известно, Сталин зря ничего не делал, а к помощи врачей (тем более не своих, личных) прибегать не любил. Значит, приспичило обратиться к Бехтереву, который ранее участвовал в нескольких консилиумах по поводу здоровья вождя, но они не касались психики Сталина, обсуждалась его сухорукость, инсульты и неврологические расстройства. Бехтерев тогда и приглашался не как психиатр, а как невропатолог. А в декабре 1927 года вождь впал в состояние тяжелой депрессии, и Бехтерев провел с ним несколько часов. Неизвестно, о чем они говорили, но известно другое. В своем узком кругу Бехтерев после того визита сказал: «Диагноз ясный. Типичный случай тяжелой паранойи». Ha другой день Бехтерев скоропостижно скончался. До этого ни на что не жаловался, был в добром здравии. Его, гордость нашей науки, тут же кремировали. Вскрытия не было! Остается добавить, что сын Бехтерева, инженер по профессии, был затем арестован и расстрелян, а его жена пропала в концлагерях, исчезла неизвестно куда и вдова ученого, свидетель всего случившегося с Бехтеревым.