Красные курганы
Шрифт:
– Это верно, – заявил, поднявшись, смоленский князь. – Святослав постарше Всеволода. Да только если по лествице судить, то тут старшинство не за ним, а за Ярославом Всеволодовичем, который на одно колено постарше всех нас будет. [88]
Ярослав мгновенно приосанился, но смоленский князь гнул свою линию и отдавать царский трон в чужие руки не собирался:
– Однако уже после того решили наши пращуры, что право на великий киевский стол надо оставить лишь за Мономашичами, дабы не учинилось всеобщей распри. Из них же Мстислав Романович – самый старший.
88
Если считать родословные от Рюрика, то тогда действительно все именитые князья относятся к одиннадцатому колену его потомков, а князь Ярослав Всеволодович – только к десятому.
Тут пришел черед расправлять плечи самому киевскому князю. Он с благодарностью посмотрел на своего двоюродного брата.
– Можно и иначе поступить. Чин за Мстиславом Романовичем прежний оставить – великий князь. Пусть память о старине у нас будет. Царем же следующего по старшинству избрать.
Красиво сказал Владимир Рюрикович. Красиво и умно. Так все вывернул, чтоб и всех прочих претендентов осадить, и себя напоказ выставить. Ведь именно он и был этим самым следующим.
Вот только сам смоленский князь мало кого устраивал. Тут-то и началось то, чего так боялся Константин. Чуть ли не каждый припомнил злополучную лествицу именно к своей выгоде. Уже никто никого не слушал – все кричали о своем. Кое-кто пытался даже ухватиться за меч, но предусмотрительный Константин еще накануне через митрополита порекомендовал киевскому князю, дабы Мстислав Романович во всеуслышание объявил о том, что если кто забудется и прихватит с собой по привычке меч или иное оружие, то все это будет немедленно изъято его гриднями.
«Ну, хоть в чем-то пользу оказать смог, – грустно подумал Константин. – И еще хорошо, что князья – не епископы, приучены не кулаками махать, а мечами».
Об остальном же и думать не хотелось. И так ясно, что все пошло прахом.
Последнюю попытку примирить собравшихся предпринял виновник всего учинившегося непотребства – Мстислав Удатный.
– Тихо тут! – взревел он от досады, начиная понимать, что если бы не его опрометчивое выступление, то ничего этого не случилось бы.
Шум слегка утих, хотя и ненадолго, но галицкому князю хватило и этой небольшой паузы.
– Скажи мне, Мстислав Романович, – обратился он к своему киевскому тезке. – Чем тебе князь Константин не угодил? – И тут же, не дожидаясь ответа, перенес свой указующий перст на смоленского князя. – А тебе, Владимир Рюрикович, чем Константин не по душе? Ответьте мне вы оба!
Киевлянин слегка замялся, не желая называть истинную причину, но его двоюродный брат оказался откровеннее.
– Вои рязанские моего сына срубили, – тихо произнес он. – Ты же сам, брате, чадо потерял. Ведаешь, какое это горе.
Воцарилась тишина. Даже сам Мстислав опешил, не зная, что говорить дальше. О том, как тягостно переживать такое, он и в самом деле знал не понаслышке – его единственный сын умер от тяжелой нутряной болезни всего два года назад.
– К тому же больно властен рязанец, – произнес Мстислав Романович, поддерживая смоленского князя. – Он и без царева венца вона как о себе возомнил. – И катнул по столу блестящий серебряный кругляш в сторону князя Вячко. – Ну-ка, зачти, Вячеслав Борисович, что там он сам о себе понаписывал.
– А я и так знаю, – отодвинул в сторону монету Вячко. – Правильно там написано. Кто из вас может сказать, что он не только свои земли хранит, но и вотчины пращуров обратно под свою длань возвращает? Среди нас и есть всего двое таких – Мстислав Мстиславич Удатный, который у угорского короля Андрея Галич отнял, да Константин Рязанский.
– Мы тоже не раз хаживали на немцев орденских, – возмутился Святослав Новгородский.
– И чудь [89] не раз примучивали, – это уже Ярослав голос подал.
89
Чудь – собирательное название всех прибалтийских племен, включая те, что проживали к северу от Новгорода.
– Чудь лишь дурень не примучит. Из них вои никакие, – заметил ему Вячко. – Ты немцев поди одолей. Да чтоб крепкой ногой встать в тех местах! Чтоб навечно!
– Подумаешь, Кукейнос с Гернике взял рязанец. Вот ежели бы он вовсе немчуру орденскую в море загнал, то я бы первый – богом клянусь – за него голос подал, – задиристо выкрикнул Ярослав, размашисто перекрестился и тут же осекся.
Но было поздно. С противоположного конца длинного стола тяжело поднимался Константин.
– А если загоню? – спросил он негромко и продолжил, обращаясь уже ко всем: – Все слышали, братья Рюриковичи, что тут сейчас Ярослав Всеволодович сказал? Обидой это я бы не назвал. Он мне на слово не обязан верить в том, что я и впрямь хоть сейчас могу те земли до самого моря очистить. Меня другое заботит – кто еще так же мыслит, как он?
– Сомнения и меня берут изрядные, – уклончиво ответил Мстислав Романович. – Не сочти за обиду, Константин Володимерович, но не похвальба ли это пустая?
– Выходит, ты целиком с князем Ярославом согласен?
– Выходит, что так.
– И я так же думаю, как и брат мой. Не совладать тебе с немецкой и датской силой в одиночку, – с вызовом произнес Владимир Рюрикович.
– То есть и ты к его словам свою руку прикладываешь?
– Прикладываю, – согласился смоленский князь.
– И я! И я! И я! – посыпалось отовсюду.
Князьям помельче бояться теперь и впрямь было уже нечего. Силен рязанский князь, но и смоленский не лыком шит, крепки вои у Константина, но и у Мстислава Романовича тоже дружины добрые. Словом, имеются могучие спины, есть за кого схорониться, ежели что. Вон даже Мстислав Удатный, и тот не сдержался. Одним из самых последних высказался, но ведь произнес свое слово, и было оно тоже не в пользу Константина.
– Ты, Константин Володимерович, и впрямь того, – крякнул он смущенно. – Сдается мне, погорячился малость. Лучше бы ты гнев свой унял да разумно все рассудил. Немец, он, конечно, не то чтоб непобедим был – бивал я его не раз, знаю. Однако и с чудью заволоцкой его тоже равнять негоже. Сила у него крепкая.
Но рязанский князь, судя по всему, всерьез закусил удила и уступать уже не собирался.
– А теперь слушайте меня, – решительно произнес он. – Князь Ярослав Всеволодович при всех сказал, что если я от немчуры полностью все земли очищу до самого моря, то он на выборах за мое избрание первым голос подаст. Вы же все с ним согласились. Выходит, как только я это содею, так мы все соберемся и вы меня увенчаете царской короной? Это было слово каждого из вас, сказанное по доброй воле. Так?! – почти выкрикнул он.