Красные курганы
Шрифт:
Причем поступить они решили по-хитрому: не предлагать союз, но просить принять их под его руку. Подразумевалось, что раз он примет их, следовательно, других хозяев на своих землях уже не потерпит и сам, без всяких просьб, начнет войну с рыцарями.
А чтобы посольство выглядело солиднее, оно было составлено не только из старейшин Толовы, Унгавы, Саккалы, Виронии, Гервы, Гаррии и прочих областей Эстляндии, изнывающих под датчанами и немцами. Вместе с ними послали своих людей и воинственные куроны, и неукротимые эзельцы, и, казалось бы, давно покоренные немцам семигаллы из Терветена, от которых по такому случаю прибыл их кунигас Вестгард вместе с Мадэ, Гайлэ и старейшиной Аскраты Виэвальдом.
Князя-старейшину всех эстов, которого уже не было в живых, заменил его брат Уннепевэ, а от старейшин Саккалы прибыли Ганиалэ и Анно. Словом, лучших из лучших своих сынов послала к рязанскому князю прибалтийская земля, изнемогающая под тяжелой дланью немцев и датчан.
Шли они тайными тропами и потому добрались до Рязанской Руси незамеченными, а там было уже полегче, хотя все равно ехали не в открытую – таились от рижских купцов, могущих донести своему епископу.
Правда, начало выдалось неудачное. Едва они прибыли в Рязань, как выяснилось, что князь Константин ныне пребывает в Киеве, хотя вот-вот должен оттуда приехать.
Однако нет худа без добра. Пока длилось томительное ожидание, послам удалось проведать, что верстах в тридцати от столицы есть заповедная дубрава, посвященная Перуну, в которой до сих пор служит волхв Всевед, который, по слухам, в чести у самого князя. Так что старейшины не теряли даром времени, успев и знакомство свести, и принести жертвы во исполнение задуманного, и даже обсудить дальнейший план действий, тем более что таиться приходилось даже тут – один из глазастых лэттов приметил рижского купца Петера, якобы припоздавшего с отплытием.
Вот и думай, то ли и впрямь он не успел отправиться в обратную дорогу, то ли задержался специально, чтобы по тайному поручению Альберта все высматривать и вынюхивать в логове главного врага ливонского епископа.
Словом, послы решили не рисковать. Проведав, что князь Константин на обратном пути непременно должен заглянуть в некий град Ожск, они подались туда, однако и там их подстерегала неудача, по повелению рязанского правителя иноземным гостям въезд в град был воспрещен. Делать нечего, немного подивившись такому странному запрету, послы поехали еще западнее, к Ольгову. В Рязани же они оставили всего одного человека – того самого, глазастого, по имени Веко.
Ждать им пришлось еще с неделю. Уже подошло к концу захваченное с собой серебро, когда от Веко прибыла долгожданная весточка – князь наконец вернулся.
И вновь возник вопрос: каким образом встретиться с ним так, чтобы ничьи лишние уши о том не услышали? Лучше всего это было бы сделать в самом Ольгове, но вот беда – кто они и кто князь? Неужто Константин сам согласится к ним приехать? Скорее всего нет. Более того, обидевшись, он может вообще отказаться разговаривать с посольством. Да и какое ему дело до бедствий тех же эстов и прочих.
После долгих споров решили спросить Всеведа. Может, посоветует что-нибудь волхв. Как-никак он тоже не христианин, а, считай, одной с ними веры. Пусть у ливов мечущего гром и молнии седого старика называют Перконсом, а на Руси – Перуном. Суть не в имени, тем более столь созвучном.
И тут им повезло первый раз за все время путешествия. Какими путями передал Всевед князю просьбу о встрече, как с ним договорился, никто не знал. Да и не важно это, если уж так разбираться. Гораздо важнее другое – в один из ясных зимних дней прибыл в Ольгов вместе с Веко хмурый и абсолютно лысый мужик в странной войлочной шапчонке, сыскал их посольство и передал, чтоб ждали. Через два дня князь Константин самолично приедет сюда к ним.
Старейшины, ошарашенные услышанным, недоверчиво уставились на Веко, не в силах вымолвить ни слова, но тот лишь важно кивнул, подтверждая сказанное.
Давно хоромины, принадлежавшие когда-то боярину Онуфрию, не видели такого обилия гостей. Человек двадцать собралось под причудливой четырехскатной крышей высокого двухэтажного терема. Константин взял с собой лишь семерых: дружинника Любима, чтобы выяснить, нет ли тайного злого умысла у кого-то из гостей, Изибора Березовый Меч, который командовал всей конной дружиной, ярла викингов Эйнара, и как нельзя более кстати оказавшегося в Рязани тысяцкого Лисуню, а также воевод Позвизда и Пелея, командовавших Ожским и Ольговским полками. Был еще и Евпатий Коловрат, который недавно вернулся из успешной поездки в Волжскую Булгарию.
Изначально Константин планировал, что с его стороны будет участвовать в переговорах еще и Вячеслав, но тот почему-то так и не подъехал к назначенному сроку из Мурома, хотя по расчету князя гонцы должны были успеть обернуться. Да и самому Вячеславу времени с лихвой хватало на то, чтобы он успел подкатить.
«Ну да ладно. Жаль, конечно, что начнем без него, но, с другой стороны, дела-то пока будем обсуждать не военные, а сугубо дипломатические, так что ничего страшного, – рассудил Константин. – К тому же сегодня мы только выслушаем их, а решим все послезавтра».
Слушая гостей, князь еле сдерживал радостную улыбку. Наконец-то удача начала ему улыбаться. Теперь он получал возможность, не нарушая своего слова, прийти в Прибалтику, а епископу заявить:
– Извини, старина, но меня пригласили исконные владельцы этой земли. Оказывается, под тобой они быть не желают, а все как один хотят под мою руку. Так что давай-ка ты, дядя, проваливай вместе со своими железными дровосеками. Ах, не-ет? Ну тогда пеняй на себя. Сейчас я тебе покажу, кто в Изумрудном городе настоящий Гудвин, великий и ужасный.
Он уже просчитал почти все нюансы, пока послы продолжали убеждать князя, что встретят его с распростертыми объятиями и вообще вооруженные силы эстов, летгаллов, ливов и куронов в его полном распоряжении, равно как и они сами. Отныне и навеки. Словом, приди и владей. Условие ставилось всего одно: веротерпимость.
Все закончилось тем, что рязанский князь милостиво пообещал обсудить сказанное ими, а заодно и сам предложил подумать над тем, что Русь, как ни крути, страна христианская, а посему веротерпимость – это одно, но как они посмотрят на строительство церквей в своих местах и православное богослужение? Разумеется, никто их не собирается загонять в божьи храмы, поскольку русичи – не немецкие варвары, но его воинам где-то надо молиться.