Красные щиты
Шрифт:
С той поры Тэли, когда только мог, мчался на еврейский дворик и тащил Юдку на прогулки в окрестности замка, на виноградники, в леса, в ближние поля, а то и к находившемуся по соседству Гафенсбергу. Иногда он брал с собой виолу и по дороге играл, но Юдке это не нравилось. Тэли узнал от нее уйму занятных вещей, особенно о господине Виппо. Виппо, оказывается, тоже еврей, жил он прежде где-то на Верхнем Рейне, а когда появился в Шпейере святой Бернар, то к Виппо, уже в те времена очень богатому, сбежались прятаться его разоренные соплеменники. Пока шли сборы к крестовому походу, Виппо скупал замки, брал их в залог или в аренду у рыцарей, которые отправлялись на защиту Гроба Господня. Сюда Виппо явился
Их прогулкам с Юдкой скоро пришел конец. Лишь только Виппо узнал, что принимает у себя самого Барбароссу, как поспешил погрузить евреев в повозки и вывез их ночью в другой свой замок за Гафенсбергом, в добрых шести милях. Из всех обитателей замка один Тэли заранее проведал об этом и накануне вечером пошел проститься с Юдкой.
– Люди говорят, - серьезно сказала она, - что кесарь скоро умрет, тогда мы поедем в Бамберг.
– Э, что ты понимаешь!
– возразил Тэли.
– Зачем ему умирать? Он поедет в Рим - короноваться.
– А когда он умрет, - продолжала Юдка, не слушая его, - будут пышные похороны.
– Его в Лоре похоронят - рядом с отцом и сыном.
– Ну да! Он умрет в Бамберге, и похоронят его в Бамберге.
– Откуда ты знаешь?
– Мы все знаем. А на похороны съедется в Бамберг много народу. И я там буду рассказывать истории. Так отец обещал. Пура будет плясать, а я рассказывать. (Пура была ее старшая сестра.)
– Увидимся в Бамберге!
– крикнул Тэли на прощанье.
И они увиделись.
Когда Тэли и Герхо шли за князем Генрихом через бамбергский рынок к дому герцога швабского, в одном из балаганов горели огни. Там плясала молоденькая танцовщица, на которую никто и внимания не обратил, - господа были заняты более важными делами. Только Тэли ее узнал: это была Пура.
Кесарь скончался недели через две после вручения герцогу Фридриху императорских регалий. День ото дня он слабел, и при дворе всем заправлял молодой герцог. Вместе с Райнальдом он готовился к тому, чтобы как можно скорее созвать во Франкфурте совет для избрания нового короля. Ждали только кончины Конрада, который то и дело впадал в беспамятство и на глазах угасал. К нему никого не допускали, сестры и свояченица, обескураженные, удрученные, ревниво охраняли его покой. Это были последние дни их господства при дворе.
Князь Генрих жил у Фридриха, там же разместились его люди. Якса привел всего двадцать пять человек и привез вести из Польши, а Лестко - голубую ленту, которую нацепил на шлем. Князь почти не бывал в одиночестве - то совещался с Яксой, то ходил на беседы к Рыжебородому, но о чем они толковали, Тэли не знал. Часто заглядывали в дом Оттон Фрейзингенский, да Райнальд Дассельский, да еще Рахевин (*70), капеллан епископа Оттона, ну и много других.
По мере того как распространялись слухи о близкой кончине кесаря, в Бамберг стекалось все больше всякого люду; вооруженные воины и фокусники, женщины и мальчишки, цыгане, епископы, акробаты, монахи - они заполонили город и окрестности. Выдалось тогда подряд несколько суровых зим, а летом все шли дожди, и многие места вокруг Бамберга заливало водой - поэтому там почти не было строений, народ ютился в шалашах и балаганах, ожидая печальной вести. Красивого, сильного, веселого короля Конрада все любили, хотя ему не везло ни в мирной жизни, ни на войне; немало судачили о грехах его молодости, но все признавали, что он искупил их благочестием, после того как устрашился солнечного затмения.
Наконец, пятнадцатого февраля, разнеслось скорбное известие. Не помогли, знать, молитвы монахини Гильдегарды из Бингена, великой подвижницы, которой сестры короля слали письмо за письмом, чтобы молилась за здравие Конрада. Тщетными оказались и многочасовые бдения епископов у гробниц святого Оттона и императора Генриха, основателя бамбергского храма - его лишь года два тому назад причислили к лику святых.
Здесь-то похоронили и короля Конрада, который любил называть себя императором, хотя в Риме не короновался.
Все это время, когда в городе царило неописуемое волнение, Тэли чаще можно было застать в еврейском балагане, чем в доме герцога Фридриха. Двери балагана обычно были раскрыты, на пороге стоял старый Гедали, отец Юдки, и ударял в глухо гудевший бубен. Пура плясала, народ теснился ко входу - поглядеть на ее ловкие, быстрые движения и красивое прозрачное платьице. Потом выходила маленькая Юдка и начинала свои рассказы. Было их у нее только два: рассказ о рыцаре Гамурете, вовсе не интересный, зато история о Тристане и Изольде всем нравилась, и Юдке давали кто сколько мог. Отец сопровождал рассказы ударами в бубен, который глухо рокотал, словно далекие громовые раскаты - грома рока, преследовавшего Тристана и Изольду. Тэли слушал историю их любви, и она уже не казалась ему такой нелепой. Даже когда Юдка доходила до того места, над которым Тэли так смеялся: "И когда Тристан покинул Изольду..." Тут маленькая еврейская девочка размашисто вскидывала кверху обе руки - Тэли прямо мороз подирал по коже. Голос ее звучал уже не так пискливо, хотя все "и" она произносила тоненько и протяжно - будто ласточка щебечет. А когда Изольда не узнавала переодетого Тристана, сердце Тэли всякий раз сжималось от печали и страха. Иногда он брал в руки виолу и подыгрывал Юдке.
После похорон короля Конрада, которые действительно состоялись в Бамберге, народ быстро разъехался. Господа поспешили на имперский совет во Франкфурт, а за ними потянулись вереницы ярмарочных фургонов и цыганских повозок. Герцог Фридрих и с ним епископы помчались туда первыми. Генрих Сандомирский остался один в доме Фридриха. А во дворце остались сестры короля, Агнесса и ее сыновья - Болеслав Высокий и Мешко; третий сын, Конрад, находился в монастыре. Рихенца наконец отбыла в Испанию. Тэли все это было непонятно. Ведь Герхо говорил ему, что они должны поехать в Рим.
Когда старый Гедали тронулся в дорогу, начиналась уже распутица. Лошадь насилу волокла повозку со всяким скарбом, четой стариков и сестрами. Тэли видел, как Пура укутывает маленькую Юдку в лисьи меха. Перед отъездом Юдка спросила у него, куда собирается дальше князь Генрих со своими воинами. И, узнав, что в конце концов они вернутся в Сандомир, сказала:
– Вот и хорошо, я тоже туда приеду!
Тэли принялся ей объяснять, где находится Сандомир, - он, правда, сам этого толком не знал.
– Ладно, ладно, - перебила его Юдка.
– Я и так узнаю. Я приеду. До свиданья!
Только теперь Тэли спохватился, что почти не замечал присутствия Рихенцы во дворце. Эту свою вину он старался искупить, без устали наигрывая песенку, которую пел по дороге в Берг. Но князю Генриху песенка не понравилась, он велел играть что-нибудь другое. У князя теперь было больше досуга, он чаще встречался с Агнессой и Болеславом, собиравшимися в Алътенбург, откуда доходили дурные вести о здоровье Владислава и особенно - Звиниславы. Красавица Аделаида отправилась в Зульцбах, порядочную часть пути ее сопровождал Болеслав. В Бамберге становилось пусто, лишь Генрих сидел на месте, словно чего-то ожидая. Как заложник кесаря он с минуты смерти Конрада был свободен, мог ехать на все четыре стороны, но, судя по приготовлениям и по словам Яксы из Мехова, в Польшу он не собирался.