Шрифт:
«…Итак, берегите дух ваш,
и никто не поступай вероломно
против жены юности своей.»
(Мал. 2:15)
Часть I
1
В колледже нам на курсе всем было по восемнадцать лет,
Девчонки имели все внешние признаки.
Они бесстыдно делались особо заметными на физкультуре, которая продолжалась тут, как в школе.
Бюстгальтеры проступали сквозь форму, дразнили кружевами, лямками, пряжками и застежками.
Обновление подняло одногруппниц на новый уровень.
От них и пахло иначе, чем прежде.
В телесном отношении каждая гордилась чем-то своим.
Гайдамак имела самую большую грудь в группе – казалось, ее бюст увеличивается от недели к неделе; было непонятно, как этой дуре удается удерживать равновесие.
Сапронова не могла похвастаться подобным, она пошла иным путем: укоротила юбки, до трусов обнажила ляжки, восполнила недостаток верхней части избытком нижней.
А Кузина не потрясала ни титьками, ни булками; у нее сама собой раздалась задница: вширь, ввысь и в толщину.
Прочие девчонки не дотягивали до вершин, но тоже радовали глаз.
Лишь одна Аня Чумичёва по прозвищу «Чумичка» не участвовала в буйстве плоти.
Очкастая, неизящная и нескладная, она застопорилась в развитии.
Чумичка не носила бюстгальтера; на физкультуре через трико виднелись ее огромные соски, но они не волновали.
Мамцев утверждал, что волосы на Чумичкиных руках растут сильнее, чем у него.
Впрочем, ему верили не до конца.
Мамцев был толстым и одутловатым, его никто не считал за человека.
А Чумичка носила платья с длинными манжетами, вряд ли он мог рассмотреть ее руки.
Но, конечно, такие детали не могли остаться в стороне.
Нас интересовали все мелочи.
Под словом «мы» я подразумеваю нас пятерых.
То есть Гошу Андреева, Сашу Елина, Лёву Соломацкого, Вадика Смакова и автора этих строк.
Меня звали – вернее, все еще зовут! – Олегом.
Фамилию свою называть не стану, скажу лишь, что моя общегрупповая кличка была нецензурной.
Сейчас трудно понять первоисточник нашей дружбы.
Мы были совершенно разными.
Оставалось удивляться как мы попали в этот колледж; но таким образом сложилась жизнь.
Смаков считался компьютерным гением, его подкованность и способность поражали даже учителей.
Слоново серьезный Соломацкий был самым начитанным и – единственный из всех нас – знал свое будущее, но поступить в колледж при медуниверситете не смог, довольствоваться этим отстойным экономическим.
Впечатлительный, как Пятачок из мультфильма про Винни-Пуха, Андреев отличался невероятной чувственностью – иррациональной при отсутствии опыта, иногда переходящей предел.
Елин был самым энергичным и самым злым на язык, не мог произнести фразы без крепкого слова.
Что касается меня, то я не имел никаких особенных качеств.
Я был приставкой к более ярким друзьям.
Я мало участвовал в разговорах, предпочитал слушать, а не высказываться, думал о происходящем и пытался что-то понять.
Я любил наблюдать за людьми, а еще больше – за природой, которую чувствовал и понимал.
Иногда я удивляюсь, почему по итогам жизни стал не биологом, а программистом.
Но это не имеет отношения к теме.
Возвращаюсь к нашей тесной пятерке.
Кем были эти самые «мы»?
Мы не являлись ядром группы.
Скорее мы представляли отколовшийся спутник светила.
С нами никто не считался, но мы считались сами с собой – и это казалось главным в далекую эпоху взросления.
Мы существенно отличались от прочих: не курили, не пили, не ширялись и не закидывались наркотой.
Мы, конечно, подтрунивали – порой даже насмехались – друг над другом.
Но то казалось естественным, никто ни на кого не обижался.
В целом наша пятерка напоминала семейку выдр, сплотившихся в единый организм.
Несмотря на разницу приоритетов, у нас имелся общий вектор, который в то время казался главным: интерес к противоположному полу.
Он проявился в нужном возрасте, с течением становился все острее.
Как любые дети двадцать первого века, мы выросли на порнографии, к которой приобщались, невзирая на препоны.
В описываемые времена интерес перешел на иную ступень.
Вдруг стало ясным, что – при всех достоинствах порнодив – реальные женщины волнуют больше.
Первые существовали в ином измерении, отделенные экраном монитора.
Вторые – к которым относились одногруппницы – находились рядом.
Все их выпуклости можно было потрогать без очков виртуальной реальности.
Впрочем тут я перескочил в нынешнее время; в начале «нулевых» о таких очках никто даже не слышал.
Я просто хотел сказать, что одногруппниц можно было осязать, протянув руку.
Хотя на самом деле возможность оставалась иллюзорной.
Андреев однажды тронул пальцем подушкообразную грудь Гайдамак, но в ответном потоке брани разобрал лишь слово «твою».
Смаков попробовал подержать Сапронову за ногу и упал, как подкошенный, от пинка в коленную чашечку.