Шрифт:
Гульнаре Ф.
«Но ты понадеялась на красоту твою, и, пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твое на всякого мимоходящего, отдаваясь ему.»
(Иез. 16:15)
1
А начиналось все хоть и не самым целомудренным образом, но обычно для студентов-заочников, при из районного города в областной центр.
Работая на одном хлебокомбинате,
Институт, где мы учились, был московским.
Впрочем – согласно нынешней терминологии – он назывался «академией» пищевой промышленности. На самом деле это была шарашкина лавочка, которая заняла здание бывшего детского сада, когда-то принадлежавшего военному заводу, тоже закрытому.
Здесь за все приходилось платить: от официальной суммы за учебу как таковую до неофициальных за каждый экзамен, каждый зачет, каждую курсовую и даже контрольную – изготовление которых тоже оплачивалось.
Правда, величина каждой взятки по отдельности была небольшой: преподаватели собирали их валом с потока, а не вымогали у двух-трех отдельных людей.
В обмен на деньги обещались дипломы «государственного образца». Его мы представляли с трудом, поскольку само государство то и дело меняло оскал.
Впрочем, нам это было безразлично: начальство приказало учиться волевым порядком, обещая в ближайшие времена избавиться от работников без высшего образования. Угроза не казалась пустой, а в нашем городе хлебозавод остался одним из последних работающих предприятий.
Правда, лично мне ничего не грозило: я находился на самой низкой ступени и начальственный глаз скользил поверх моей головы. Я учился по своей инициативе. Мне было двадцать два года и я еще не потерял надежду изменить жизнь к лучшему.
А с дипломом – любым – это могло получиться лучше, чем без диплома.
Тяготы заочной учебы известны многим.
Но в иные эпохи и в иных институтах имелись общежития. Наше «академия» была озабочена лишь выкачиванием денег, проблемы временного жилья ложились на самих студентов.
С учетом того, что сессия тянулась целый месяц, это создавало серьезную статью расходов.
Проблему все решали по-разному.
Нефтяники – которым для поддержания статуса хватало диплома кондитера – снимали гостиницу и жили лучше, чем дома.
Небогатые мужчины постарше, обладавшие опытом и хваткой, поступали иначе. Они находили одиноких женщин – каких в большом городе хватало – и весь месяц катались, как сыры в масле. То есть не только жили бесплатно, но отъедались, отпивались и до потери пульса занимались сексом. Таких хозяек именовали «невестами», по ним имелась база данных, переходящая из потока в поток и с курса на курс.
Решение было оптимальным со всех точек зрения, но его я узнал лишь сейчас.
На первой сессии я снял комнату в квартале «академии». Я только что окончил школу, еще не работал, своих средств не имел, а данных родителями хватало только на жилье. Я и в эту «академию» поступил лишь потому, что учиться там было дешевле, чем в более приличных местах. К последнему экзамену я почти умер от голода, но не догадался найти себе девицу хотя бы для кормежки.
На вторую сессию я не приехал: в учебе возник перерыв, обусловленный внешними, весьма неблагоприятными обстоятельствами.
Я потерял три года: два поневоле, один по инерции, когда вернулся к нормальной жизни и устроился на хлебозавод, но не мог решить, стоит ли возвращаться в «академию», поскольку жизненные ценности сместились.
А когда решил восстановиться к весне, то заранее прикинул жилищные планы.
Учились в шарашкиной академии люди, сильно ограниченные в средствах. На сессии коллеги по несчастью ездили вместе и снимали одну квартиру на всю компанию, поскольку так обходилось дешевле и по аренде и по еде.
Никого из своих новых сокурсниц с комбината я не знал.
Не обладая реальной специальностью, не умея ничего, кроме как обращаться с техникой, я смог устроиться туда лишь водителем складского погрузчика, управляться с которым могла дрессированная обезьяна. Склад работал с запасами и готовой продукцией, к производству отношения не имел, мы вообще на работу заходили со двора и ни с кем, кроме поставщиков и потребителей, не контактировали.
Для восстановления я съездил в «академию» перед новым годом. Само заведение было чисто заочным, большинство преподавателей приезжало из Москвы на быстрые заработки. Местные тоже не состояли в штате, а прирабатывали, официально числясь где-нибудь в другом месте. Перед В конце декабря бывший детский сад встретил пустотой, не было ни студентов, ни преподавателей, на местах сидела лишь учебная часть. Я провел там один день, оформил нужные бумаги и удостоверился, что меня внесли в приказ.
После всех процедур дома я познакомился с Ольгой.
Она работала на комбинате бригадиром смены в одном из цехов, а по академии была старостой учебной группы по нашей специальности.
Сокурсницы-коллеги жили за ней, как за каменной стеной: она решала все проблемы, им оставалось лишь приехать на сессию и сдать деньги по всем предметам.
Ольга была не просто энергичной женщиной, а очень ушлой. Еще перед первой сессией она навела справки среди тех, кто уже учился, и узнала контакты, по которым из года в год сдаются приемлемые квартиры.
Она нашла жилье, где все семь «хлебниц» жили осенью, сейчас собирались устроиться там же.
С точки зрения цивилизованного человека пристанище обладало комфортом общей камеры в тюрьме, но – согласно одной из тупейших цитат – «наши люди в булочную на такси не ездили» и мирились с чем угодно.
Квартира состояла из единственной громадной комнаты. То, что там не имелось отдельных кроватей, а стояла одна большая и два раскладывающихся дивана, никого не смущало. Пищевое производство накладывало жесткие гигиенические условия, перед сменой и после работницы комбината тщательно мылись, а душевые отделения представляли собой подвалы с потолочными лейками и без перегородок. Женщины привыкли ходить голыми друг у друга на глазах, их не напрягало спать по двое в одной постели.