Красные туманы Полесья

Тамоников Александр

– Слушаю.

– Нашелся дантист в деревне Лоза. Это по дороге…

Комендант перебил его:

– Я знаю, где находится эта деревня, тем более что там тоже будет проводиться операция, речь о которой еще впереди. Говори о дантисте.

Калач в общих чертах знал, что немцы собираются провести в районе какую-то акцию. Впрочем, это не касалось Годмана. По тому персонажу как раз все было понятно.

– Да, конечно. Я недавно встречался со старшим полицейским из Лозы, он сообщил, где скрывается семья Годмана. Ее привез из поселка некий Кузьма Тимофеев,

бывший управляющий отделением колхоза «Заветы Ильича», и укрыл на своем подворье. Примечательно, что Фома Болотов, местный житель, вернувшийся из мест лишения свободы, видел, как евреи заезжали на подворье Тимофеева.

Штурмбанфюрер прикурил сигарету и заявил:

– Ближе к делу, Мирон.

– Так вот, этот Фома видел три баула с вещами, а у дантиста был при себе саквояж.

– Как смог этот Тимофеев вывезти из поселка интересующую нас личность да еще вместе с семьей?

– Не знаю. Наверное, он спрятал евреев каким-нибудь хламом в телеге.

– Мужчину, женщину, подростка и двух девок, уже далеко не грудных?

– В этом нет ничего удивительного. Местные умудрялись и по две еврейских семьи вывозить в деревни.

– Ладно. Надеюсь, ты обыскал квартиру Годмана?

– Не вижу в этом необходимости, господин штурмбанфюрер. Евреи уезжали, совсем не имея намерений возвращаться. Значит, все ценное у них с собой.

– Это непорядок, Мирон. Приказываю ночью обыскать квартиру, а также места проживания тех людей, которые когда-либо тесно общались с Годманом.

– Слушаюсь, господин штурмбанфюрер! Но смею заметить, что таких лиц в городе нет. Мне хорошо известно, что семья Годмана вела крайне замкнутый образ жизни. Ни у Иосифа, ни у его жены Сары не было ни друзей, ни подруг. Жили по принципу «мой дом – моя крепость» и все свое добро всегда держали при себе.

– Но квартиру этого паршивого еврея обязательно обыщи.

– Слушаюсь, господин штурмбанфюрер!

– Займись этим лично, не привлекая подчиненных и вообще ненужного внимания. Скорее всего, ты действительно ничего там не найдешь, но обыск провести надо. Евреи – очень хитрый народ. Они могли оставить в тайнике что-то ценное, договориться с кем-нибудь, чтобы этот человек потом привез добро в то место, где осядет семья. К сожалению, слишком много русских, белорусов, украинцев помогают этим отбросам рода человеческого.

– Я все понял, господин штурмбанфюрер.

– Займись этим немедленно! В восемнадцать часов доложишь о результатах обыска и примешь участие в совещании. Тогда и узнаешь подробности предстоящей операции. – Фишер усмехнулся и добавил: – Уверен, тебе это понравится.

– Да, господин штурмбанфюрер.

– Не смею задерживать.

Начальник полиции вышел из кабинета, зыркнул черными глазами на секретаршу:

– Смотри у меня тут, шлюха! – прорычал он и покинул комендатуру.

У входа Калач встретился с гауптштурмфюрером Бонке, командиром роты СС, переброшенной сюда из Минска. Цель этой переброски никому, кроме, естественно, коменданта поселка, известна не была. Вроде и незачем держать в Гороше шестьдесят девять эсэсовцев, шесть мотоциклов с коляской, вооруженных пулеметами «МГ-34», и семь бронетранспортеров с аналогичным оружием. Но рота СС в райцентре стояла. Это была данность, обсуждать которую не имело смысла.

– Добрый день, господин гауптштурмфюрер! – поприветствовал командира роты начальник полиции.

– Добрый, господин Калач. Вы от коменданта?

– Да. Надо было решить пару вопросов.

– Это ваше дело. Кто у него еще?

– Никого. Только секретарша.

– Очаровательная фрау Хелен?

– Вы считаете ее очаровательной? – с усмешкой осведомился Калач.

– А вы нет? Тогда у вас плохой вкус. Но не будем терять время. Всего хорошего, герр Калач.

– И вам того же, герр гауптштурмфюрер.

Командир роты поднялся к Фишеру и учтиво поцеловал руку секретарше, от чего та зарделась. Эта женщина ему нравилась. Он видел, что она с превеликой радостью оказалась бы с ним в постели. Но Фишер держал ее крепко.

– Рада вас видеть, господин Бонке.

– А я как рад. Может быть, как-нибудь сходим в ресторан, фрау Хелен?

Женщина вздохнула.

– Я бы с удовольствием, но что скажет об этом господин штурмбанфюрер?

– Понимаю, у вас отношения. Жаль.

– Мне тоже.

Гауптштурмфюрер вздохнул и проговорил:

– Время изменчиво. Сегодня одно, завтра – другое. Возможно, мы с вами… – Он приложил тонкий палец к губам. – Но об этом не сейчас.

Женщина закивала.

– Конечно, Вилли. Я могу вас так называть?

– В неформальной обстановке.

– Само собой.

Бонке вошел в кабинет коменданта.

– Хайль!

Штурмбанфюрер ответил:

– Хайль! Вилли, проходи, садись. Уточним план операции «Листопад».

– Я готов.

Они склонились над картой.

Говорил в основном комендант, командир роты СС иногда вставлял реплики, задавал уточняющие вопросы.

Офицеры закурили, и штурмбанфюрер нажал кнопку вызова секретарши.

Та вошла тут же.

– Да, господин Фишер?

– Сделай, Хелен, нам с гауптштурмфюрером по чашке кофе из запасов, что присланы мне из Африки.

– Слушаюсь! Что-нибудь к кофе?

– Что-нибудь есть у меня, только кофе.

– Да, господин Фишер.

Приготовление благоухающего напитка не заняло много времени. Вскоре Елена внесла в кабинет поднос с двумя крохотными чашками, и дивный аромат заполнил все помещение.

– Марокканский кофе, – сказал Фишер. – Лучший в мире.

Гауптштурмфюрер улыбнулся и заявил:

– По-моему, все лучшее производится в Германии.

– Да, но не кофе и не коньяк. Я хочу предложить тебе французского коньяка к кофе.

– Не откажусь.

Гитлеровцы выпили по пятьдесят граммов коньяка и по чашке кофе.

После этого Бонке спросил:

– Вы уверены, Анкель, что предстоящая операция вызовет нужную нам реакцию партизан?

– Абсолютно, иначе не представлял бы ее на утверждение в Минск. Там операцию одобрил сам генерал-комиссар Кубе.