Красные туманы Полесья
Шрифт:
– Да чего обозначать-то? Тут одна улица, отсюда влево, предпоследнее подворье справа.
– Выполняйте!
Полицаи направились к дому бывшего управляющего отделением колхоза «Заветы Ильича». Староста преданно смотрел в глаза офицеру СС.
– У вас в деревне есть большой сарай? – спросил Бонке.
– Недавно построили вместо старого овина.
– Туда все жители поместятся?
В глазах старосты вспыхнул испуг.
– А что вы хотите делать?
– Косарев? Так?
– Так точно!
– С каких это пор, Косарев, ты решил, что можешь задавать вопросы офицеру СС?
– Извините, но…
– Итак, я спросил, в новый сарай все жители деревни поместятся?
– Да, тесновато будет, но поместятся.
– Крепкие стены у сарая?
– Так точно, березовые.
– Крыша?
– Соломенная.
– Ворота?
– Дубовые.
– Где этот сарай?
– А вот на околице, где ферма.
– Гут. Помогай собирать людей, и чтобы все были здесь. А то, о чем ты подумал, выбрось из головы. В наказание за сокрытие евреев люди посидят сутки без воды и еды. Потом выпустишь их. Ключи же у тебя?
– Так точно! – Староста облегченно выдохнул.
Он поверил гауптштурмфюреру СС.
Бонке прошел к дому Тимофеева. Двор оказался довольно большим, ухоженным. Не сказать, что здесь проживает одинокий пожилой человек.
Через сени гауптштурмфюрер зашел в большую комнату, половину которой занимала русская печь. Хозяин дома лежал на полу, лицо в крови.
Евреи сбились в угол, сидели на корточках, обняв друг друга. В их глазах застыл животный ужас.
Гауптштурмфюрер указал на Тимофеева и спросил:
– Что с ним?
Калач потер кулак.
– За кочергу схватился, когда зашли. Пришлось бить.
– Подними его.
Калач без особых усилий поставил на ноги бывшего управляющего отделением колхоза.
– Кузьма Тимофеев? – спросил Бонке.
– Он самый. Чего явились? Хотя и так ясно. За ними. – Тимофеев кивнул на евреев.
– Изволь, Кузьма, отвечать на мои вопросы. Где твои сыновья?
Тимофеев попытался усмехнуться, но боль скривила его лицо.
– Где, спрашиваешь? Один в Красной армии служит, политрук стрелковой роты, бьет фашистскую нечисть у города Ленина, другой в партизанах. Тоже воюет с вами.
– Ты этим гордишься?
– Да, я горжусь своими сыновьями, правильно их воспитал. – Он кивнул на Калача и полицаев. – Не так, как этих уродов. Их матерям аборты надо было делать, а не рожать извергов.
Калач дернулся, хотел было ударить пожилого мужчину, но гауптштурмфюрер остановил его:
– Не трогать, Калач!
– Калач? – спросил Тимофеев. – Так вот ты какой, кровопийца. Жаль, не могу удавить тебя собственными руками.
Начальник полиции вновь дернулся и опять был остановлен офицером СС.
– Я сказал не трогать. Стоять, где стоишь, Калач!
– Слушаюсь, герр гауптштурмфюрер!
Командир роты повернулся к полицаям и приказал:
– Уведите его на площадку в центр деревни. Дождетесь коллег из райцентра – передадите.
– Да, герр гауптштурмфюрер.
Тимофеева увели.
Бонке подошел к семье евреев.
– Годман Иосиф Абрамович?
– Да, господин офицер.
Бонке перевел взгляд на женщину:
– А это, если не ошибаюсь, ваша супруга?
– Да, Сара Абрамовна.
Гауптштурмфюрер скривился. Он терпеть не мог евреев. Впрочем, в СС служили именно такие персонажи, переполненные ненавистью ко всему неарийскому, особенно к евреям и цыганам.
– Рядом дети, так?
– Так, господин офицер, сын Илья, дочери Соня и Лея.
Калач указал на девушку постарше.
– И сколько лет твоей Соне?
– Десять, сыну четырнадцать, Лее шесть.
– А смотрится так, как будто ей все шестнадцать, оформилась уже. Симпатичная. – Калач вытер слюни.
– У меня к вам один вопрос, Годман, – заявил Бонке.
– Да, господин офицер. Я скажу все, лишь бы вы не тронули нас, несчастных евреев.
– Зачем мне вас убивать? Вас отвезут в райцентр, предоставят жилье.
Калач рассмеялся и заявил:
– Даже с прислугой.
Бонке повернулся к начальнику полиции.
– Мне удалить вас отсюда, Калач?
– Молчу, герр гауптштурмфюрер.
– Итак, у меня к вам, Годман, всего один вопрос, верный ответ на который спасет жизнь вам и вашей семье.
– Я готов.
– Где ценности, что вы вывезли из Гороша?
– У меня ничего нет.
– Значит, и жизнь вашей семьи ничего не стоит.
– Подождите, мне надо принести.
Бонке взглянул на Калача.
– Сопроводи!
– Сара, дети, не бойтесь, нас не убьют, – сказал Годман и ушел вместе с начальником районной полиции.
Вернулся он с саквояжем, поставил его на стол.
– Вот, господин офицер, все, что у меня есть.
– Откройте замок!
– Ах да, извините.
Годман снял с шеи шнурок, на котором висел ключ, открыл замок.
Гауптштурмфюрер распахнул саквояж. В нем были бумажные пакеты. Он достал один, развернул. На стол посыпались золотые коронки, сережки, мелкие броши. Во втором было то же самое.
Калач шмыгнул носом и заявил:
– Ничего себе! Да тут целое состояние.
– Это для работы. Какое состояние? – проговорил Годман.
Бонке развернул все пакеты. Везде одно и то же: кольца, перстни, сережки, колье, браслеты от часов, цепочки.
– Гут, господин Годман. – Он вернул ценности в саквояж, закрыл его, взглянул на дантиста. – Это все?