Красные туманы Полесья
Шрифт:
– Все мы раньше другими были. Вот ты кем числился? Агентом по снабжению, мотался по району по указу Кузьмича, а сейчас? Староста. Самый большой начальник в деревне. У тебя и помощник, и писарь. Кстати, где он?
– Отправился в город к родне.
– То-то гляжу, сам чего-то пишешь. Докладную, что ли?
– Отчет, черт бы его побрал. Немцы строгий порядок ввели, вот и отчитывайся, куда ведро с пожарного щита делось. Спер его кто-то. Обычное дело, а целую бумагу писать надо. Что ухмыляешься? Тебе тоже придется отчитываться. Ведро само собой исчезнуть не
– Да ну ее к черту, эту кражу. Я свое ведро лучше повешу на этот никому не нужный пожарный щит.
Косарев отложил ручку.
– Свое, говоришь? Тогда другое дело. Ведро на месте, чего писать-то? Только ты повесь уж его, Евдоким.
– Сказал, сделаю.
– Чего в Гороше делается?
– Живет новой жизнью районный центр. Ресторан «Парус» переименовали в «Мюнхен». Есть такой город в Германии. При нем бордель организован и игровой зал.
Косарев вздохнул и заявил:
– Немцы для себя и не то сделают!
– Не только для себя. Ресторан могут посещать работники администрации, управы, полицейского управления. Так что можешь съездить, развлечься, если захочешь.
– Ага! И половину зарплаты там за вечер оставить.
Буганов рассмеялся и заявил:
– Ты на деньгу всегда жадный был. Конечно, проще самогону выпить, жене в морду дать да на сеновал с толстозадой Дунькой завалиться. При этом никаких трат.
– Дунька мне племянница. Приютил сироту, потому как бросить не мог.
– Ага, особенно когда увидел ее задницу. Ты мне-то не бреши. Я все же начальник полиции здесь, знаю, как ты опекаешь бедную сиротку, которая спит и видит себя на месте Галины, жены твоей.
– Слушай, Евдоким, я в твою личную жизнь не лезу, вот и ты в мою не лезь.
– Ладно, Василь, проехали. Мы же теперь как близнецы. Друг без друга никуда. И править на деревне вместе будем, и отвечать за дела свои.
– Это перед кем же?
– Да перед всеми. И перед немцами, и перед партизанами.
– Тьфу на тебя, Евдоким. Какие партизаны? В районной газете новой пишут, что скоро немцы уничтожат всех лесных бандитов. А перед ними ответим, если в чем провинимся. Перед немцами не страшно.
– Ну а как насчет Калача?
– А что Калач? Над ним бургомистр. А с ним у меня отношения хорошие, приятельские.
– Да Роденко боится Калача больше чем гестапо.
– Хватит! Тебе заняться нечем? Неси ведро и вешай на щит.
– Ты не волнуйся, все, что надо, сделаю.
Пришли Шмаров с Болотовым.
– Что тебе надо, Евдоким? – спросил бывший зэк.
– Узнаешь. Посиди пока в кабинете. А ты, Николай, иди за мной на улицу.
Полицаи вышли.
Там Буганов убедился в том, что никто их не слышит, и спросил:
– Что по Тимофееву и евреям?
– Нормально все. На месте. Во двор выходят только по нужде. Иваныч сказал, долго так евреи не просидят. Они наверняка задумали куда-то дальше свалить.
– Главное, чтобы до утра не свалили.
– А чего утром будет?
– О том я и хотел поговорить с тобой, но после Фомы. Идем.
Буганов со Шмаровым вернулись в контору.
Из коридора старший полицейский позвал бывшего зэка:
– Фома, поди сюда.
– Чего еще?
– Поди, надо.
Болотов вразвалку вышел в коридор.
– И что?
– Иди за мной!
Они прошли в торец коридора. Двери камер тюрьмы держались открытыми, когда в них не было сидельцев за мелкие нарушения.
Одну из них и открыл старший полицейский.
– Заходи, тут поговорим. Так безопасней будет.
Болотов зашел в камеру, услышал, как за ним захлопнулась дверь и заскрипел замок, повернулся и закричал:
– Ты чего, Евдоким? Охренел? Какого черта?
– Ты, Фома, извиняй, – ответил Буганов. – Я не по своей воле тебя закрыл. Таков приказ начальника районной полиции. А уж что за претензии у него к тебе, с ним и выяснишь. И не кричи, а то воду с хлоркой в камеру пущу. – Буганов повернулся к Шмарову, остолбеневшему от неожиданности. – А теперь пойдем поговорим. Ты все поймешь.
Полицаи направились на улицу.
Глава вторая
За полчаса до начала совещания к коменданту явился начальник районной полиции Мирон Калач. Секретарша пропустила его без вопросов. Калач зашел в кабинет и доложил о прибытии.
Комендант указал ему на стул.
– Садись, Мирон, у нас не так много времени на разговор. В восемнадцать тридцать здесь соберутся бургомистр, командиры рот охраны и СС.
Я не хочу обозначать задачу полиции в предстоящей операции «Листопад» при них, поставлю тебе ее сейчас. Ты внимательно выслушай и не перебивай. Все вопросы потом. Завтра с рассветом, в шесть пятнадцать, ты со своими полицейскими на грузовой машине выдвигаешься в деревню Лоза.
Калач кивнул, а штурмбанфюрер продолжил:
– Двинешься следом за взводом роты СС, который зайдет в село Ясино. Дальше с тобой поедет бронетранспортер командира роты. Возможно, он возьмет и мотоцикл с экипажем. Первое и главное, что тебе и ротному с твоими подчиненными следует сделать, ты знаешь. Это еврейский вопрос. И не смотри на меня так. Бонке в курсе нашего общего дела. Ну теперь второе. – Штурмбанфюрер поднялся, прошелся по кабинету и продолжил постановку задачи.
Калач услышал нечто такое, от чего даже у него, совершенно безжалостного палача, приоткрылся рот.
– Да, Мирон, именно это, – заявил комендант. – Не спрашивай меня ни о чем. Ты доставишь евреев сюда, поселишь в доме на улице Береговой, под охраной верных людей. Надеюсь, ты уже обзавелся такими?
Калач быстро пришел в себя и ответил:
– Так точно, герр штурмбанфюрер! У меня в штате десять человек. Все они ненавидят Советы, их власть. У них к ней счеты. Они намерены устроить свою жизнь в новой России, освобожденной от большевиков. – Калач зловеще усмехнулся и продолжил: – К тому же все они повязаны кровью и если попадут в руки НКВД, то их ждет страшная смерть. Посему они будут убивать сами, чтобы не стать жертвой.