Красный Барон
Шрифт:
Во второй половине дня солдаты тренировались в стрельбе из мушкетов — так, по-прежнему, на английский манер назывались длинные гладкоствольные ружья, бывшие, по сравнению с прежними мушкетами, килограммов на пять-шесть легче. Французы именовали такие ружья — фузий — ну а на русский манер — фузея. Граненый ствол метра полтора, штык… точнее сказать — багинет, вставляющийся в дуло, и получалась этакая пика. И тоже — никакой особой меткости, эффективность только при применении залпового огня.
И тут Громов много чего узнал — о боевых и походных построениях, о различных приемах атаки и обороны, даже об обозе и маркитантах — у кого
— Нет, я вам говорю — была такая тетушка Ермада, ей, правда, года три назад оторвало голову ядром… так, случайно.
— А девки куда делись, господин капрал?
— Девки? Какие девки?
— Так вы ж говорили — сладкие.
— А-а-а, вот вы о чем. Да разбежались, верно, девки. Сейчас, может, и сами торгуют, ездят за армиями.
— Жаль, к нам не заглянут.
— Чу! С чего б им к вам-то заглядывать, вы, небось, в городе, а не в пустыне — девок и в тавернах полно, на любой вкус.
— Так те, что получше — дороги, а за остальных местные рыбаки в драку полезут. Всенепременно полезут — дешево-то всем хочется.
Такой вот разговор шел на странной смеси английского с каталонским, даже с применением некоторых французских слов, особенно когда речь заходила о девушках. Сразу после полудня коменданта Педро Кавальиша срочно вызвали к губернатору, и Громову пришлось пить с капралом, которого, к слову, звали Джонс — Иванов, если по-русски.
— Когда вы подходите к замужней даме, мон шер ами, то, галантно поклонясь, обязательно ногою вот так шаркните… а ежели к незамужней — то вот эдак.
Учитель хороших манер и изысканного политеса месье Жан-Жак Обри, показав, как именно нужно шаркать в обоих случаях, утомленно присел в кресло. Вообще-то, этот здоровенный мужичага с крутыми плечами и синей щетиной на вытянутом, с горбатым разбойничьим носом лице, меньше всего напоминал эстета, скорее — висельника или пирата. Правда, одежду предпочитал, надо сказать, самую что ни на есть изысканную — брабантские кружева, черный бархат, по краю обшлагов — шелковая тесьма ценою два луидора за погонный метр.
— Шаркнете, а затем учтиво отойдите в сторонку да внимательно смотрите, каким именно образом дама станет вытаскивать носовой платок. Ежели быстро и взмахнет вот этак томно — значит, вам бы надо за ней еще поухаживать, а ежели медленно — то вы почти у цели, мой друг.
— А ежели дама вообще не вытащит платок?
— А ежели не вытащит — значит, вы не в ее вкусе, или у нее чрезвычайно злобный и ревнивый муж! — Обри мрачно усмехнулся и вздохнул, краем глаза посматривая в распахнутое окно, выходящее на гору Тибидабо, туда же, куда и окна съемной квартиры Громова — дома-то стояли на одной улице.
— Ну, — поднявшись с кресла, преподаватель хороших манер взглянул на большие, в виде луковицы, часы. — Пожалуй, сегодня нам с вами пора уже и заканчивать. Ничего-ничего, месье Громахо, ученик вы понятливый, старательный — так что очень скоро вы уже сможете совмещать теорию с практикой — на первом же званом балу!
Носовые платочки, поклоны, жеманничанье — и вот за такую чепуху стервец-француз не стеснялся брать по дублону за занятие, а с уроками уговорились на два раза в неделю! Так никаких подаренных лордом Питерборо гиней не напасешься! Растают, словно мартовский снег, тем более что месье Обри не один такой, был еще один месье — учитель танцев и фехтования Рене де Кавузак, юркий, чем-то похожий на завитого пуделя, молодой человек, по виду — типичный забияка-бретер, явно покинувший родные пенаты, дабы избежать виселицы за последствия
— Легче, легче, месье, не топчитесь, как ганнибалов слон! Ногу в сторону… не эту — левую. Так. Теперь — фуэте! Выпад! Ага! Теперь надевайте нагрудник, попробуем в паре.
Звякнули шпаги… один раз, другой… а на третий клинок Андрея вылетел из рук, упав в траву за кустами.
— Ничего, ничего, месье, — утешил господин Кавузак. — Понимаю, вы, русские дворяне, больше привыкли к саблям. А шпага — не сабля, с ней тоньше надо, изящнее. Вот, опять вы не на ту линию встали. Ну сами подумайте, неудобно же так, раскорякой! В следующий раз попробуем танцы — приведу вам в пару одну женщину, вряд ли она вам понравится — в возрасте уже, но как танцует — одно удовольствие посмотреть. Танцы мы с вами, месье Громахо, постараемся как можно быстрее освоить — чтоб вы не чувствовали себя на здешних балах этаким русским медведем! Прошу прощения, если обидел — искренне не хотел.
Так вот, в учении и на службе, и пролетали все дни, и некогда было ни о чем думать… разве что с нетерпением ждать возвращения Жоакина. Интересно, какие вести принесет парень? Хорошие или… нет. Дай бог, разнюхает что-то о Владе, а если нет… А если нет, то, значит, ее никогда здесь и не было, все хорошо с этой девушкой — уже, небось, дома… Интересно, пропавшего любовника вспоминает? Грустит?
Через неделю наконец-то вернулся Жоакин Перепелка! Довольный, но, увы, мало что выяснивший — никаких полуголых девушек никто в Калелье и ближайших деревушках не видел, а значит, она там и не появлялась, иначе уж непременно заметили бы. Что же касается красного корабля, то тут дело обстояло гораздо запутаннее.
— Рыбаки говорят, что это — проклятый корабль, — пояснил юноша. — Они много о нем слышали, но видели редко. Тому и рады — «Барон Рохо» — предвестник горя.
— Ну это я без тебя знаю, — Громов разочарованно зевнул и потянулся — время-то уже стояло позднее. — А что там за слухи?
— Да разные, — Жоакин задумчиво поморщил лоб, глядя в открытое окно на шаставшую по двору кошку. — Кто-то когда-то этот корабль видел, а потом заболел и умер… или утонул — вот примерно так.
— А о капитане, о матросах — что, вообще ничего?
— Да как же ничего! — всплеснул руками подросток. — На капитане-то как раз и лежит проклятье, говорят, лет двадцать назад он основал в Барселоне общество поклонников Сатаны!
— Да что ты! — Андрей насмешливо хмыкнул, цыкнув на запрыгнувшую на подоконник кошку. — И кто же еще в это общество входил?
— Никто в деревнях не знает, но… — перекрестившись на видневшуюся в окошке часовню на горе Тибидабо, Перепелка пригладил волосы, а все же пробравшаяся в комнату кошка прыгнула к нему на коленки. — Но говорят, что общество это до сих пор существует. — Боязливо оглянувшись по сторонам, юноша понизил голос до шепота, словно б его мог подслушать сам дьявол: — И входит туда не кто попало, а самые знатные господа и дамы! В особенности — дамы. Этим-то что надо, господи?