Красный блокчейн
Шрифт:
Хунбиш, прихрамывая, зашагал вглубь. С каждым метром гомон сзади становился глуше, пока не уменьшился до обычного индустриального гула. Впереди он увидел ступеньки, на которые можно было бы присесть и хоть немного прийти в себя. Неподалёку тлела целая гора мортир от фейерверков – и одиночные трубы, и целые вёдра. Они ещё дымились. Он подошёл ближе. Хотел сесть на ступеньки. Увидел, что дверь приоткрыта. «Нет, не будь идиотом», – сказал он себе, а потом осторожно толкнул дверь и вошёл.
Внутри был тёплый и очень уютный свет – не сверху, а как-то с боков, снизу. Вот как это сделано? С таким светом сразу хотелось завалиться в большое мягкое кресло, подтянуть ноги, завернуться во что-нибудь, и просто посидеть. Помечтать. И чтобы рядом
6
Чай (монг.)
7
Чебуреки (монг.)
Подходящее кресло обнаружилось в углу. Оно было чёрным, кожаным, пухлым. Рядом стояла невысокая этажерка с грудой тонких книг и журналов. Дальше – двери лифта. Ещё дальше –конторка консьержа.
Хунбиш хотел было забраться в кресло, но вместо этого подошёл к столу. На нём кто-то спал, подложив руки под лоб.
Раздался приглушённый звук – словно в соседней комнате на линолеум уронили кожаную сумку. И – кажется? – шуршание. Хунбиш замер и огляделся. Нет. Пусто.
Он очень осторожно, стараясь не издать ни звука, приблизился к конторке. Человек не спал. Он как-то неправильно возился по рукам носом. Будто бы почёсывал такими движениями своё лицо. Хунбиш остановился. Он определённо понял, что его учуяли. Человек за столом поднял голову. Вся правая часть лица была заляпана блестящей кровью. Глянцевые отблески напоминали столярную олифу. Мокрые пальцы рисовали на столе что-то абстрактное.
– Мммеее, – сказал человек. Взгляд его бессмысленно бродил по сторонам.
Сильно заныло ушибленное колено. Уже не заботясь о скрытности, Хунбиш развернулся и вышел на улицу. Споро зашагал к перекрёстку. Внутри всё напряглось в ожидании нехороших окриков.
На перекрёстке ничего не поменялось. Всё та же компания с пластиковыми стаканами пива перетаптывалась перед баром. Хунбиш оказался точно на акустическом стыке улиц. Поворачивая голову в одну сторону, он слышал гогот, оживлённую речь и шум моторов, а в другую – гулкую тишину. Он несколько раз проделал это упражнение, удивляясь эффекту.
В тихом переулке что-то резко хлопнуло. Хлёстко, как щелчок ташура 8 . Хунбиш увидел, что дверь, из которой он только что вышел, ударила в стену, и к нему быстро бежит человек, вихляя телом. Дверь стала было закрываться, но изнутри её снова ударили – там ещё кто-то выскочил, но побежал уже в другую сторону переулка. Хунбиш отступил назад, чтобы не стоять на пути. Бегун, оглядываясь и прижимая к груди свёрток, влетел по инерции в кусты за спиной Хунбиша, упал там неловко на бок, замешкался, задёргался. Потом выкарабкался и побежал к проспекту. Бег его как-то изменился, но Хунбиш не мог понять, чем именно.
8
Кнут (монг.)
Он опять подошёл к точке, с которой просматривался тихий переулок. К нему направлялся, покачиваясь, человек с какой-то странностью в лице. Он сердито говорил в телефон. Наверное, консьерж. Консьерж сказал несколько фраз, преувеличенно качая головой, потом оторвал телефон от уха и стал кричать в него, как в микрофон, показывая рукой невидимому собеседнику в направлении перекрёстка.
– Этот! – раздалось за спиной Хунбиша, и кто-то крепко схватил его за руку. Снова.
– Звони в полицию! – это кричала богиня. Она была уже не на лошади. На её голове красовалась невообразимая для местной тесноты шляпа с огромными полями. Они мягко колыхались. – Дай мне свой телефон, я сама позвоню!
Тот, кто держал его, неуловимым движением подсёк ноги Хунбиша, завалил на землю и больно опёрся коленом в позвоночник.
– Я… – сказал Хунбиш, пытаясь найти подбородку не больное положение. – Это не я.
Колено упёрлось ещё жёстче, и Хунбиш замолчал. Дышать было трудно. Он слышал, как ругалась богиня, пытаясь пробраться через полицейский автоответчик, а потом всё заглушила близкая сирена.
Из своего тротуарного ракурса Хунбиш видел двух полицейских, которым разъярённый консьерж кричит в лица. Лицо у него по-прежнему было уляпано кровью. Полицейские делали успокаивающие жесты, но консьерж успокаиваться не собирался. К ним уверенно подошла богиня и тоже стала кричать, показывая пальцем прямо на него.
Наконец, полицейские развели их в стороны и стали разбираться в претензиях один-на-один.
Полицейский рядом с богиней невозмутимо выслушал её крики, внимательно посмотрел на лежащего Хунбиша, потом ладонью сделал жест: вверх. Его подняли и поставили на ноги. Он не видел того, кто его держит: руки были заведены за спину и зафиксированы в положении, за которым начиналась боль.
– Этот? – полицейский обратился к богине.
– Ах ты долбаный албанец, – ткнула в него твёрдым пальцем богиня. – Купишь мне последний айфон, понял?
– Ладно, ладно, – отвёл её руку полицейский. – Разберёмся. Спокойно.
Богиня хотела что-то ещё сказать, но полицейский без промедлений потянул Хунбиша за собой.
– Айфон, ясно! – крикнула вслед богиня. – Сделаешь как надо, быстро!
Хунбиш начал было оборачиваться, чтобы дать понять, что услышал, но полицейский предотвратил манёвр и направил его вперёд.
– Ну-ну, – сказал он. – Спокойно.
Они подошли к патрульной машине с беззвучно крутящимися мигалками. Полицейский развернул его, обхлопал карманы. Вытащил паспорт, кошелёк, ключи, телефон. Раскрутил обратно, сфотографировал на телефон и усадил на пассажирское сиденье.
– По-русски понимаешь? – спросил он.
Хунбиш кивнул.
– Сиди тут, – сказал полицейский. – Не дёргайся. Жди. Не думай даже выйти. Ясно?
– Да, – сказал Хунбиш.
– Сиди, – сказал полицейский и размашисто хлопнул дверью.
Я изложил в древовидном порядке иерархически все чины, отмеченные внешними отличительными знаками, затем ранжировал должности и чины от главных к второстепенным. Не ограничиваясь этим, я обозначил их классы, номенклатуру, а также свойственные им почести и привилегии. К лицам вне классов, степеней и чинов относятся: патриарх Стамбула, кесарь, новелисим, куропалат, василеопатор, зоста патрикия, магистр, ректор, синкел, архиепископ Болгарии.
Клиторология. Филофей
Остаток ночи Хунбиш провёл на исцарапанной лавке в маленькой каморке. Было душно, и отдалённо угадывался сладкий бомжовский запах, который, похоже, впитался тут намертво, как бы камеру ни отмывали. От этого запаха желудок неожиданными сокращениями пытался выбраться наружу. Хунбиш пробовал лечь, но было слишком жёстко. Локоть и колено ныли.
В тёмном углу чернело что-то вроде влипшей намертво в пол ветоши. Одна стена была панорамно зарешечена, и он мог видеть профиль дежурного, сидящего перед стеклом приёмной. Дежурный ковырялся в телефоне, задумчиво улыбаясь. Иногда принимал звонки и что-то записывал в гроссбухе.