Красный Дракон (др. перевод)
Шрифт:
Схватившись левой рукой за край стола, она стала осторожно протягивать правую, пока пальцы не коснулись поверхности меха, горячего от электрического света. Глубже мех был не такой горячий, а у самой кожи — равномерно теплый. Она прижала ладонь к густому меху, ощущая скользящий под пальцами ворс. Она стала гладить тигра то по шерсти, то против, чувствуя, как над ритмично поднимающимися могучими ребрами волнами перекатывается шкура.
Рука Рив зарылась в мех, пропуская распрямившийся ворс между пальцами. От непосредственной близости к тигру у нее порозовело
Уорфилд с Хэслером радовались, видя, что девушка забыла обо всем на свете. Они наблюдали за ней, словно сквозь волнистое полупрозрачное стекло — окно новых ощущений, к которому она прижалась лицом.
Могучая спина Долархайда, стоявшего поодаль в тени и наблюдавшего за происходящим, задрожала. Он почувствовал, как по груди покатилась капля пота.
— С другой стороны — самое интересное, — прошептал ей на ухо доктор Уорфилд.
Пока он помогал ей обойти стол, она вела рукой по хвосту тигра.
Когда ее пальцы скользнули над покрытыми шерстью половыми органами зверя, у Долархайда резко перехватило дыхание. Она на мгновение взяла их в ладонь, а затем ее рука заскользила дальше.
Уорфилд приподнял огромную лапу зверя и положил ее в руку Рив. Она почувствовала шершавую кожу на подушечках лапы и слабый запах земляного пола клетки. Она надавила на подушечку, и раскрылся коготь. Обеими руками она провела по тяжелым, гибким мускулам плеча.
Затем она потрогала тигриные уши, его широкую голову и с помощью ветеринара, державшего ее за руку, осторожно прикоснулась к его шершавому языку.
Волосы Рив, разметавшиеся по плечам, зашевелились от горячего дыхания зверя. Напоследок доктор Уорфилд вставил ей в уши стетоскоп. Подняв голову, она положила руки на мерно вздымавшуюся тигриную грудь, и ее наполнили чистые, оглушительные удары сердца животного.
По дороге из зоопарка Рив Макклейн молчала. Лицо у нее раскраснелось, она была в приподнятом настроении. Один только раз она повернулась к Долархайду и медленно сказала:
— Спасибо… огромное спасибо. Если не возражаете, я очень хочу мартини.
— Подождите минуту, — сказал Долархайд, останавливая машину у себя во дворе.
Она была довольна, что они поехали не к ней. У нее дома было пресно и до отвращения безопасно.
— Только не надо убираться. Проводите меня внутрь и просто скажите, что у вас идеальный порядок.
— Подождите тут.
Он занес в дом полиэтиленовый пакет с бутылками и быстро прошел по дому, осматриваясь. Он зашел на кухню и остановился, закрыв лицо руками. Он не знал, что делает. Он чувствовал опасность, но она исходила не от этой женщины. Он не решался посмотреть наверх — туда, куда уходила лестница. Он должен был что-то предпринять, но не знал что. Он должен отвезти ее домой. Никогда прежде он бы не посмел решиться на такое до наступления Пришествия.
Теперь он понимал, что способен на все. На все!
Он вышел на улицу навстречу закату, вступив в длинную голубую тень от микроавтобуса. Рив Макклейн держалась за его плечи, вылезая из кабины, пока ее ноги не коснулись земли. Она сразу почувствовала нависший над ней дом, определила его высоту, услышав отзвук захлопывающейся дверцы машины.
— Четыре шага по траве, затем будет пандус, — подсказал он.
Она взяла его за руку. По его телу пробежала дрожь. На хлопчатобумажной ткани выступил пот.
— Так у вас есть пандус? Зачем он вам?
— Здесь жили старики.
— А сейчас живут?
— Нет.
— А здесь прохладно и потолки высокие, — сказала она в гостиной. Воздух как в музее. Запах благовоний как будто? Где-то тикали часы. — У вас большой дом, верно? Сколько здесь комнат?
— Четырнадцать.
— Старый дом… Со старыми вещами.
Взмахнув рукой, она задела абажур с бахромой и потрогала его пальцами.
Какой он стеснительный, этот мистер Долархайд. Рив прекрасно знала, как он был возбужден, когда она стояла рядом с тигром. Выходя из процедурной, она взяла его за руку; он дрожал, как взнузданный конь.
Экскурсия в зоопарк была с его стороны элегантным жестом. Не исключено, что здесь был прозрачный намек, но она не была уверена.
— Мартини?
— Можно, я пойду с вами и сделаю сама? — попросила Рив, снимая туфли.
Она отмерила вермут, давая ему стекать со своего пальца в стакан. Теперь семьдесят граммов джина и две оливки. Она быстро сориентировалась в его кухне — тикающие часы, гул кондиционера на окне. Пол у двери был теплый — туда падали лучи послеполуденного солнца.
Он усадил ее на свой большой стул, а сам сел на кушетку.
Воздух в комнате был заряжен упругим электричеством, напоминая морскую воду, в которой флуоресценция очерчивает движения ночного пловца. Рив поставила стакан на столик, оказавшийся сбоку. Он включил музыку.
Долархайду казалось, что комната изменилась. Рив была первой, кто оказался в его компании добровольно, и теперь пространство разделилось на две части — ее и его.
На улице темнело, в комнате звучал Дебюсси.
Он что-то спросил про Денвер, она коротко ответила — немного рассеянно, будто думая о чем-то другом. Он описал ей дом и двор, обсаженный живой изгородью. Особенно разговаривать не хотелось.
В тишине, наступившей, когда он менял пластинку, она сказала:
— Этот тигр, этот чудесный дом — вы весь состоите из сюрпризов. По-моему, вас никто не знает по-настоящему.
— А вы их спрашивали?
— Кого их?
— Кого-нибудь?
— Нет.
— А откуда же вы тогда знаете, что никто не знает?
Он сосредоточился на том, чтобы правильно выговорить эту скороговорку, и поэтому вопрос прозвучал нейтрально.
— Ну, женщины, сотрудницы «Гейтуэя», несколько дней назад видели, как мы садились в ваш микроавтобус. Потом они меня просто засыпали вопросами! Впервые у меня появилась компания, когда я подошла к автомату попить.