Красный корсар
Шрифт:
— Может быть, все, что говорит ваша милость, правда, — возразил он, — но у меня большая семья на руках, да и государственные заботы вынуждают не упускать свои интересы. Корабль тот, конечно, плавал под определенным флагом?
— Да.
— И флаг этот, как положено, был поднят на утлегаре?
— Он был поднят на фор-бом-брам-стеньге, как положено на судне вице-адмирала.
— Неплохо сказано для юбки, — пробормотало божество, смутившись, что хитрость его не удалась. — Прошу прощения, но чертовски странно, что я запамятовал этот фрегат. Не напомните ли вы мне что-нибудь примечательное, чтобы освежить мою ослабевшую память?
Тень воспоминания набежала на черты миссис Уиллис и стерла деланную улыбку, устремив глаза
— Как сейчас вижу перед собой лукавую мордашку своенравного мальчугана, — отвечала она, словно думая вслух. — Проказнику было не более восьми лет, но он ловко перехитрил мнимого Нептуна и отплатил за всех, сделав его посмешищем в глазах команды.
— Не более восьми лет? — повторил подле нее низкий, звучный голос.
— Он был юн годами, но неистощим в проказах, — ответила она, словно пробудившись, и, обернувшись, взглянула прямо в глаза Корсару.
— Ну ладно, — заявил бог морей, который счел за лучшее прекратить допрос, коль скоро в него вмешался сам грозный его начальник. — Пожалуй, это похоже на правду. Я еще загляну в свой журнал; если все так, как вы говорите, то счастливого плавания; если же нет, я пошлю вам навстречу противный ветер, а счеты сведу потом, когда разделаюсь с датчанином.
С этими словами бог поспешил отойти от офицеров и направился к солдатам, которые держались кучкой, понимая, что в минуту испытания каждому из них может понадобиться дружеская поддержка. Прекрасно зная все подробности их бурной разбойничьей жизни и помня, что ненадежная власть может быть в любую минуту вырвана у него из рук, генерал ткнул пальцем в двух новичков, только что прибывших с суши, и приказал своим клевретам вытащить жертвы вперед, торопясь без помехи устроить жестокую потеху. Но солдаты, раздосадованные общим смехом, твердо решились сопротивляться насилию и отстоять товарищей. Завязался долгий, шумный и злобный спор, в котором обе стороны отстаивали свою правоту. От слов противники не замедлили перейти к военным действиям. И ту самую минуту, когда мир и безопасность на корабле и так висели, можно сказать, на волоске, генерал выбрал для того, чтобы дать выход возмущению, которое клокотало в его груди при виде такого грубого нарушения воинской дисциплины.
— Я протестую против этой безобразной, недостойной солдата процедуры! — сказал он, оборотившись к задумавшемуся и ничего не замечавшему командиру судна. — Я полагаю, что сумел внушить своим людям истинное понятие о долге воина. Если не считать естественного и даже полезного наказания линьками, то для солдата нет большего позора, чем подвергнуться такому насилию. И предупреждаю, что каждого, кто тронет моих молодцов, — если, конечно, они не нарушили дисциплину, — ждет хорошая трепка.
Так как генерал не счел нужным понизить голос, то слова его были хорошо слышны всем подчиненным и возымели желанное действие. Сокрушительный удар в челюсть, нанесенный сержантом, залил кровью лицо морского бога, тем самым обнаружив его чисто земное происхождение. Вынужденный постоять за себя и доказать свою доблесть, храбрый моряк ответил на неожиданное приветствие с удвоенной силой. Обмен любезностями между столь выдающимися воинами послужил сигналом для открытия всеобщих военных действий. Вопли, которые возвестили начало побоища, привлекли внимание Фида; взглянув вниз и мгновенно поняв, что происходит, он покинул свой пост на рее и с ловкостью обезьяны соскользнул на палубу при помощи бакштага. Его примеру последовали остальные марсовые, и отважные солдаты, без сомнения, были бы раздавлены простым численным превосходством противника; но ожесточившиеся в бою и полные решимости, эти обученные воины, вместо того чтобы искать спасения в бегстве, лишь плотнее сомкнули свои ряды. Засверкали штыки; в свою очередь, стоявшие впереди толпы матросы быстро расхватали полупики.
— Стой! Назад! Ни с места! —
— Назад! Ни с места, кому жизнь дорога! А вы, сэр, коли считаете себя честным солдатом, обуздайте своих людей.
Генерал хоть и был взбешен всем происходящим, однако слишком хорошо понимал, как важно сохранить на судне порядок; поэтому он сразу откликнулся на этот призыв. Его примеру последовали и младшие офицеры, которые отлично знали, что не только покой, но и самая их жизнь целиком зависит от того, удастся ли остановить бурный поток, столь неожиданно прорвавший плотину. Но тут они лишний раз убедились, как трудно сохранить власть, если она не покоится на законной основе. Нептун сбросил маскарадный костюм и при поддержке своих храбрых, задиристых товарищей начал готовиться к схватке, ибо это сулило больше надежд на бессмертную славу, чем роль божества, от исполнения которой он только что отказался.
С помощью угроз и увещеваний офицерам до сих пор еще удавалось сдерживать страсти, и все были заняты лишь приготовлениями к бою. Но стоило солдатам взяться за оружие, как в тот же миг матросы, вооружившись пиками и ломами, разделились на два больших отряда и стали по обе стороны грот-мачты. Нашлись даже такие отчаянные головы, что добрались до пушки и повернули ее дулом внутрь судна, чтобы одним выстрелом снести половину шканцев. Короче говоря, страсти разгорались с такой силой, что малейший повод с любой стороны мог вызвать на судне кровавую резню.
В те несколько минут, когда нарастали эти зловещие и грозные признаки бунта, человек, который прежде всех должен был заботиться о дисциплине, выказывал необычайное равнодушие и полную безучастность ко всему, что творилось вокруг. Скрестив руки на груди и устремив свой взор на широкую гладь океана, Корсар стоял неподвижно, словно мачта, к которой он прислонился. Он издавна привык к подобным шумным потехам, и в нестройном гуле его рассеянное ухо не улавливало ничего, кроме обычной сумятицы, всегда сопровождающей эти грубые забавы.
Офицеры, служившие под его началом, оказались куда более деятельными. Уайлдеру удалось оттеснить назад наиболее ретивых матросов, и, понимая, что медлить нельзя, его помощники поспешно устремились в пустое пространство, которое очистилось между дерущимися. Однако этот первый успех таил серьезную опасность: полагая, что дух мятежа уже усмирен, наш смельчак решил воспользоваться удачей и схватил одного из главных зачинщиков: немедленно двадцать человек бросилось на выручку, и пленника буквально вырвали из его рук.
Положение нового лейтенанта становилось довольно плачевным.
В толпе раздавались злобные голоса.
— Кто это смеет командовать на борту «Дельфина»! Откуда он взялся и как попал сюда? — кричал один.
— А ну-ка, — подхватил другой, — спросите его, где бристольский купец, которого он должен был завлечь в наши сети! Чего ради мы без толку болтались на якоре в Ньюпорте и даром потеряли время?
Ответом был общий ропот, и уже по одному этому было ясно, что неизвестного офицера ожидала здесь такая же судьба, как и в предыдущем плавании. Обе партии единодушно выступили против его вмешательства, на его голову со всех сторон сыпались оскорбления и угрозы.
Нимало не страшась опасности, наш герой отвечал на колкости презрительной улыбкой, предлагая оскорбителям выступить вперед и ответить за свои слова, померившись с ним силой.
— Вы только послушайте! — кричали в толпе. — Он разговаривает с нами, как королевский таможенник с контрабандистами!
— Пока он на «Дельфине», нам не видать удачи!
— В воду его! За борт чужого! В воду! — послышались голоса, и многие поспешили показать, что готовы привести свою угрозу в исполнение.