Красный корсар
Шрифт:
— Но все же у вас есть к кому-нибудь привязанность? — сказала миссис Уиллис, твердо решив узнать больше, чем собирался ей сообщить Корсар.
— Не то чтобы я был нечувствителен по природе, миледи, — ответил Фид, отвешивая неуклюжий поклон в знак преклонения перед прекрасным полом, — хоть тумаки и шишки сыпались на меня градом. Я думал, что мы с Кейт Уиффл связаны самым крепким морским узлом, но тут вмешался закон со своими параграфами и судовыми правилами, одним махом расстроил мое счастье и в пух и прах разбил надежды бедной девушки; а мне осталось
— И после этого случая ты навсегда отказался от брачных уз?
— Да, да, с этих самых пор, ваша честь, — подтвердил Фид, бросая на своего командира один из тех хитрых взглядов, в которых лукавство сочеталось со своеобразной честностью.
— Это произошло уже после вашего знакомства с мистером Уайлдером?
— Раньше, ваша честь, гораздо раньше. Если вспомнить, что в мае будет уже двадцать четыре года, как я пришвартовался к мистеру Гарри, то и выходит, что в те времена я был еще совсем юнцом. А раз у меня самого на руках оказалась вроде как семья, то мне, знаете, и нужды не стало лезть в чужую койку.
— Вы сказали, — вмешалась миссис Уиллис, — что познакомились с мистером Уайлдером двадцать четыре года назад?
— Познакомились! Боже мой, миледи, много он тогда понимал в знакомствах! Хотя, дай бог ему здоровья, с тех пор ему не раз пришлось вспоминать об этом дне.
— Встреча людей столь высоких достоинств должна была стать воистину примечательной, — заметил Корсар.
— Она и была достаточно примечательной, ваша честь А коли говорить о достоинствах, то, хотя мистер Гарри всегда преувеличивает мои, я же их просто и в грош не ставлю.
— Ну, если двое столь рассудительных людей не сходятся во мнениях, то не берусь решать, кто из них прав. Хотя, наверно, я мог бы вынести более здравое суждение, если бы мне были известны факты.
— Ваша честь забывает Гвинею, который думает в точности, как я, и не признает за собой никаких заслуг в этом деле. Но вы правы, сэр, скорость судна можно узнать, только прочитав судовой журнал; если эта леди и вы, ваша честь, желаете узнать, как было дело, то вам стоит только сказать слово, и я выложу все, как на духу.
— Пожалуй, это разумное предложение, — заметил Корсар, жестом приглашая свою спутницу последовать за ним в ту часть юта, где они были бы избавлены от любопытных взоров. — Теперь поведай нам свою повесть и можешь быть уверен, что твои заслуги будут оценены совершенно точно и с полной беспристрастностью.
Фид без малейшего колебания готов был рассказать все подробности; и к тому времени, как он откашлялся, взял свежую понюшку табаку и приготовился говорить, миссис Уиллис уже поборола свое нежелание интересоваться чужими секретами и, поддавшись непреодолимому любопытству, села в кресло, которое ей предложил ее спутник.
— Отец рано отправил меня в море, ваша честь, — начал Фид, когда все приготовления были окончены. — Он, как и я, большую часть жизни провел на воде, а не на суше, хотя, будучи всего-навсего рыбаком, обычно держался у берега, что, в конечном счете, ненамного лучше, чем
— Восемь! Значит, вы рассказываете свою собственную историю! — разочарованно прервала его гувернантка.
— Конечно, сударыня; можно было бы потолковать и о более знатных людях, но трудно сыскать человека, который бы лучше умел вооружить или разоружить судно. Мне сдается, вашей светлости не хотелось бы тратить время на историю моих родителей, и, чтобы попасть в самую точку, я начал сразу с того года, когда мне стукнуло восемь, а все, что касается моего рождения, имени и прочих подробностей из судового журнала, я выпустил.
— Продолжайте, — возразила она, вынужденная покориться.
— Моя голова — точь-в-точь как новое судно перед спуском на воду,
— продолжал Фид. — Ежели сразу пойдет без сучка без задоринки, то летит стремглав, как парус, спущенный в штиль; но уж коли где заест, то придется попыхтеть, пока сдвинешь его с места. Так вот, чтобы расшевелить мои мозги и чтоб все шло как по маслу, придется вернуться к началу. Значит, отец мой был рыбаком, и я обогнул мыс Горн. Вот! Теперь я снова поймал нить, без узлов, петлю за петлей, как хорошо свернутый канат. Так вот, обогнул я мыс Горн да года четыре плавал в тех местах — исходил все моря, побывал на всех островах, которые и теперь-то нам не очень знакомы, а тогда и подавно. Потом всю войну прослужил на флоте его величества и заработал три раны и почестей на два костыля. Тогда-то я и столкнулся с Гвинеей — с тем чернокожим, миледи, что вон там сворачивает паруси.
— Так, значит, вот когда ты натолкнулся на африканца, — вставил Корсар.
— Тут мы и познакомились. И, хоть кожа у него не белее китовой спины, я плевать на это хотел и скажу всем и каждому: после мистера Гарри он самый лучший человек на свете. Что там говорить, ваша чееть, парень упрям, слишком выхваляется своей силой и считает, что ему нет равных в предсказании погоды и в управлении судном. Но ведь он простой чернокожий, а мы знаем, что нельзя слишком строго судить тех, кого не можешь считать ровней.
— Да, это было бы совсем бесчеловечно.
— Слово в слово, как говаривал, бывало, капеллан с «Брунсвика». Великая вещь образование, ваша честь, ибо от него уже та польза, что оно готовит человека в боцманы и учит прямым курсом вести свое судно на небеса. Так вот, как я уже сказал, мы с Гвинеей лет пять плавали вместе и даже некоторым образом дружили; и настал час, когда в Вест-Индии мы встретились с несчастным, потерпевшим крушение судном.
— Каким судном?
— Прошу прощения у вашей чести, я никогда не трогаю верхнего рея, пока не уверюсь, что судно не повернет обратно по ветру; и, прежде чем описывать разбитое судно, я должен переворошить свои мысли, чтобы не упустить того, о чем надо упомянуть в первую очередь.