Красный вагон

Печерский Николай Павлович

— Я пришла и увидела на красной доске тридцать два процента, — сказала Варя. — Ну, я взяла и стерла. А потом папа пришел, и я папе сказала: «Ты, папа, зачем там написал? Ты хочешь, чтобы им стыдно стало? Ты там ничего не пиши». А папа говорит: «Не лезь не в свое дело. Пойдем и сейчас же напиши то, что стерла». А я говорю: «Я ничего писать не буду, а если ты будешь на меня кричать, так я сразу к маме уйду». А потом папа начал искать мел и опять на меня закричал: «Давай сейчас же сюда мел!» А я говорю: «У меня мела нет, потому что я гадостей на доске не пишу, и мела я не выбрасывала». А папа говорит: «У кого же тогда мел? Мел тут лежал». А я говорю: «Мел у того, кто на доске пишет, а я на доске ничего не пишу». А папа тогда взял и дернул меня за ухо.

— Сильно дернул? — поинтересовался Глеб.

Варя отслонила рукой свои прямые, белые, как солома, волосы и показала Глебу ухо.

Ухо было как ухо, и даже совсем не красное.

— Он тебя не сильно дернул, — сказал Глеб.

— Конечно, не сильно, — согласилась Варя. — А если бы сильно, так я бы от него сразу ушла.

— А ты разве не уходишь?

— Не. Теперь я не ухожу. Я теперь передумала. Я папе рубашки буду стирать. Он тут без меня совсем пропадет.

После того как Глеб и Варя помирились, они стали думать, чем бы таким интересным заняться.

Думали-думали, но ничего путного так и не придумали.

— Пойдем посмотрим, как наши рубят деревья, — предложила Варя.

Интересного в этом, конечно, ничего не было, но Глеб согласился.

Не в домино же с Варей играть.

Играть в домино с ней было вообще невозможно. То косточку под рукав спрячет, то шестерку к двойке поставит. Хоть смотри, хоть не смотри — все равно смошенничает.

Глеб и Варя пришли к тому месту, где десятиклассники рубили в тайге просеку, то есть длинный узкий коридор.

Когда-нибудь по этому коридору с шумом и грохотом помчатся товарные и пассажирские поезда. Далеко-далеко, к высоким, не видимым отсюда берегам сибирской реки Лены.

А там уже плыви на пароходе куда хочешь — хоть в Якутск, хоть в порт Тикси, где днем и ночью бьют в причалы тяжелые холодные волны моря Лаптевых, хоть в Северный Ледовитый океан.

Да, это совсем неплохо — прокатиться на скором поезде по новой таежной дороге, а потом забраться на пароход, на самую верхнюю палубу и посмотреть оттуда, что там кругом делается и как там живется в неведомых далеких краях.

Только уж очень долго ждать.

А ждать долго Глеб не любил. Ему если бы раз-раз — и готово. Вот тогда бы да! Тогда дело другое!

В тайге стучали топоры. От земли тянуло крепкими, немного печальными запахами свежей порубки.

Срубленных деревьев было совсем мало.

Раз, два, три, четыре, пять...

Варя пересчитала их по пальцам и сказала:

— Вот это и есть тридцать два процента. А если сто процентов, так это вон до той лиственницы. Понял?

Но Глеб и без Вари все прекрасно понимал.

Вместе со всеми был на просеке и Георгий Лукич.

В стареньком железнодорожном кителе, с закатанными до локтя рукавами он стоял возле Димки Кучерова и учил его уму-разуму.

— Ты подсекай! — убеждал он Димку. — Ну, вот так... Да не так же! Я ж тебе говорю — подсекай... Какой ты, право, бестолковый!

Димка безропотно слушал Георгия Лукича и старался, как видно, изо всех сил. Длинные волосы его мотались из стороны в сторону, из-под топора летели куда попало белые щепки.

Георгий Лукич постоял еще немного возле Димки, покачал головой, как будто бы хотел сказать: «Эх ты, дурак ты, дурак. Хоть учи тебя, хоть не учи, все равно толку не будет», — и пошел к Луке.

Глеб смотрел на Луку и ждал бури.

Лука не Димка, Лука «бестолкового» не стерпит. Лука не такой...

Георгий Лукич и Лука стояли далеко от Глеба. Что они там говорили, Глеб не слышал.

Но Глеб и так понимал, что Георгий Лукич разговаривал с Лукой совсем иначе, чем с Лордом. Ну да, один раз он даже улыбнулся, а потом вытащил портсигар и протянул Луке.

Вот это номер! Возьмет Лука папиросу или не возьмет?

Варя стояла рядом с Глебом и тоже внимательно наблюдала за отцом и Лукой.

Когда Георгий Лукич протянул Луке портсигар, она толкнула Глеба в бок и сказала:

— Смотри, мириться начинают!

А Глеб в эту минуту сам не понимал, чего ему хочется.

Ему и хотелось, чтобы Лука взял папиросу, и в то же время не хотелось.

Подумаешь, какой нашелся! Сначала вверх тормашками выбрасывать хотел, а теперь папиросы дает.

«Не бери, Лука, не бери!»

А кто-то другой беспокойно копошился в душе Глеба и шептал:

«Ну ладно уж, бери, чего стоишь?»

Лука папиросу не взял, и Глебу от этого сразу стало как-то не по себе.

— Не взял, — грустно сказал он, — не хочет мириться.

Варя хрюкнула и сразу же прикрыла рот ладонью.

— Чего ты хрюкаешь? Весело, да?

— Не. Мне не весело. Разве с одного раза мирятся? С одного раза никто не мирится.

Тут Глеб сделал вид, будто ему все равно — хотят они мириться или не хотят.

Если Георгий Лукич мириться хочет, так пускай не пишет на доске.

Если б Глеб курил, так он бы тоже не взял. Ни одной штуки. Очень нужно!

Глеб пошел вдоль просеки и начал приглядываться, где тут найти подходящий прут и вырезать хороший свисток.

Вскоре ему попался высокий, раскидистый куст черемухи. Черемуха уж отцвела, но ветки были еще по-весеннему гибкими и кора от них сразу же отлипала.

Только постучи колодкой ножичка, только поверти осторожно пальцами — и готово.