Красный вереск
Шрифт:
Нашли шестерых убитых, всех — опознали. Богдан, братан Кетика, Домко и Добрила лежали прямо на прогалине — их, очевидно, срезало тут же, Добрила ещё улыбался. Одрин висел на проволоке, запутавшись в ней — наверное, метнулся в сторону и врезался в заграждение. Внутренности из распоротого живота свисали с колючек чёрной от загустевшей крови студенистой массой, из спины торчал перебитый позвоночник и выпирали выбитые рёбра, вокруг пролома в затылке вязко подрагивало желе мозга. Судя по всему, в него ещё стреляли уже после того, как он умер.
Подальше лежал Родан.
Войко сидел у дерева возле самого выхода с прогалины. Кажется, он был ранен в живот и правое бедро, но умер не от этого. Руки мальчишки оказались скручены за деревом, а отрезанная голова стояла у него между. раскинутых ног. Рот был забит землёй, глаза уже выклевали скорые на дело вороны…
— Восемьдесят пять… — услышал Олег шёпот Йерикки. Одними губами переспросил:
— Что?..
— Им на шестерых было восемьдесят пять.
— Засада, — с трудом сказал Олег и пошевелил, носком ногу Бойко. — Помнишь, как он приходил к нам на озеро?
Йерикка не ответил. Он махнул Гоймиру:
— Князь! А ведь бой был недавно!
Гоймир повернулся всем телом, словно волк. Улыбнулся, но глаза были безжизненными, и показалось, что улыбается труп.
… — Говорят: врага в слезах не потопишь.
В ответ на слова Богдана Олег молча кивнул. Йерикка угадал точно. Огрызаясь и отплёвываясь огнём, Квитко со своими выбрался на каменную осыпь, поросшую соснами, за которыми и залегли его ребята — отстреливаясь уже просто потому, что бросать оружие было невозможно. В них били снизу — противник залёг гораздо более удобно, за каменными глыбами, у него оказались два данванских пулемёта, стрелявших сплошной массой мелких игл, а Квитко бросил всё тяжёлое оружие. Десятка полтора хобайнов — в полной форме, в глухих шлемах — не давали горцам даже менять место.
Однако они увлеклись, и Гоймир занял позицию шагах в восьмидесяти за спинами нападавших. Трудно передать это чувство, если не испытывал его сам: когда видишь врага, когда ненавидишь его всей душой, когда можешь его убить — и главное, ЗНАЕШЬ, что убьёшь. Это даже не наслаждение. Это опьянение, эйфория! Видеть пятнистую широченную спину, плечи, подёргивающиеся от выстрелов — и знать, что всё это сейчас будет тобой уничтожено, превращено в безопасную груду мяса… Месть! Неотвратимая и беспощадная, стократ более сладкая от того, что она настигает врага в момент его торжества…
Гонцы выбрали себе цели. И, когда все они застыли, готовые стрелять, Гоймир прокричал полубезумным голосом, в котором смешались ярость и слёзы:
— Рысь! Бей!
Но все уже стреляли, все начали стрелять ещё до крика «бей!» Видно было, как кто-то из хобайнов падает сразу, кто-то вскакивает, стреляет и падает всё равно, а кто-то корчится, пришитый раскалённым металлом к камням, захлёбывается кровью и умирает
Олег, кажется, кричал. Кажется, плакал от радости, видя, как падает тот, в кого он целился, а другой ползёт, машет в воздухе обрубком правой руки, брызжущим кровью, и пули находят его и приколачивают к стволу сосны, как раскалённые гвозди… Потом Олег встал, всё ещё стреляя с одной руки — веером, просто на малейшее шевеление среди камней, но Йерикка, опомнившийся первым, резко проорал:
— Прекратить огонь! — и тот начал стихать. Не сразу, до многих медленно доходило… Горцы спешили вниз, и мальчишеские лица — с налитыми кровью глазами, белогубые, с раздутыми ноздрями — казались нечеловеческими, и Краслав, чей двоюродный брат остался лежать не прогалине внизу, улыбаясь в мокрое небо, с перекошенным лицом метался среди вражеских трупов, дёргал их, переворачивал, встряхивал и плачуще восклицал:
— Й-ой! Да как то?!. Всех! Ни единого!.. Да хоть да один!.. Й-ой! Да что то всех?!. Единого мне!.. Единого!.. — и швырял в убитых камнями, а потом рухнул наземь и зарыдал с визгом…
— Так то, в домовину их! — рявкнул Гоймир, стреляя в небо. — Так то, в домовину, и часом и поперёд! Так то!
Когда Рыси увидели Снежных Ястребов, Йерикка шепнул вслух то, что подумал, но не посмел сказать Олег:
— Кровь Перунова… они разгромлены!
Да. Чета Квитко была разгромлена, и дело тут не в количестве убитых. Дух боевой дух четы переломился, как перекалённый меч при слишком сильном ударе врага. Это виделось сразу, с первого же взгляда. Неожиданное нападение, гибель товарищей, безнадёжное бегство, окружение — всё это превратило чету Квитко в кучку растерянных и усталых существ.
Ещё один из ребят, брат обезглавленного Войко, погиб во время перестрелки, ему снесло череп. Другой был ранен в голову и позвоночник и, похоже, смертельно. Тяжело ранены были ещё двое, в том числе — сам Квитко, а из оставшихся восьми не зацепило только одного.
Квитко лежал на вересковой подстилке. При виде подходящих к нему друзей он приподнялся на локтях и криво улыбнулся. Свежие бинты показывали места ранений — в правый бок, в правую ногу на середине голени. Сидевший рядом с воеводой красивый мальчишка вскочил — и Гоймир тихо выругался, а Олег заулыбался: это оказалась коротко остриженная девчонка. Небрежным движением маленькой руки, грязной и исцарапанной, она поправила на бедре ППС.
— Оксана, — Квитко переглотнул, — то Гоймир, князь-воевода Рысей, да Вольг, он с Земли…
— Здрава будь, — Гоймир пожал ладонь девушки, а Олег, снова улыбнувшись, галантно сказал:
— Рад видеть у постели нашего друга такую красивую девушку. Если ты и дальше останешься с ним, то он поднимется на ноги вдвое быстрее.
Лесовичку тоже ни разу не зацепило. Она вновь уселась и занялась своими продранными кутами. Гоймир показал на неё глазами, но Квитко покачал головой. Гоймир кивнул: