Шрифт:
Саша Фишер
Рафаэль Дамиров
Глава 1
На платформе визги и крики. Рашер замешкался на секунду, будто раздумывая, тратить ли на меня патрон или нет. Черной дырой дуло угрожающе смотрит на меня. Сейчас доктор напоминал вырвавшегося из преисподней дьявола. Даже глаза горят нездоровым красным блеском. Самое время притвориться ветошью, но я не смог остановиться. Что-то гнало вперед, а перд глазами стояла падающая от ран Марта.
Я сорвал
Меня не зацепило, но судя по воплю, пуля засела в теле одного из зевак. В следующую секунду я распрямился, как сжатая пружина и очутился возле противника. Тот потерял меня из поля зрения, так как к нам уже спешил станционный патруль. На секунду все внимание изувера переключилось на них.
Он выставил в их сторону руку с пистолетом и захрипел:
– Не приближайтесь! Вы пожалеете!
Солдаты вскинули карабины, но стрелять не решились. Слишком много праздных гостей вокруг. Самое время подключаться мне.
Чувствую на себе взгляды десятков пар глаз. Черт! Захват руки, залом рычагом, делов-то. Но я на виду! Тюфяк переводчик не может быть умелым бойцом. После такого приемчика у СД много вопросов ко мне возникнет. Придется импровизировать.
Я отчаянно вцепился в руку Рашера, которая сжимала пистолет и неумело повис на ней. Со стороны это выглядело, будто очкарик-зубрила совсем не умеет кулаками махать и единственное, что смог – это на пистолете повиснуть.
– Не стреляйте! – блажил я голосом терпилы, будто пытался вразумить Рашера. – Тут люди, не стреляйте, прошу!
Бах! Снова прогремел выстрел, который чуть не оглушил меня на левое ухо. Вот, сука! Вырвать бы тебе руку с корнем, но нельзя. Выпущенная пуля чиркнула по брусчатке и срикошетила в куст. Это только со стороны казалось, что я неумело борюсь с правой рукой фашиста, в то время как левой он дубасит меня сверху. Но на самом деле его запястье я держал цепко, как стервятник добычу. Пальцы мои впились до хруста, и руку я его повернул так, чтобы он не смог отстреливаться, а лишь бездумно тратил патроны в землю.
– Шайсе! – хрипел Рашер. – Отпусти руку, ублюдок! Я сдеру с тебя кожу живьем! Русская свинья!
Доктор молотил меня левой, но боксер из него, как из танкиста балерина. Я испуганно втягивал голову в плечи и продолжал что-то вопить. Но голову все же берег от тумаков. Прижал подбородок максимально к груди, уткнув нос себе в плечо. Удары принимал на лоб, там самая крепкая кость, бесполезно в лоб бить.
Так мы пробарахтались несколько секунд пока чертов патруль спешил мне на помощь. Не думал, что буду рад вооруженным фрицам.
Бах! Бах! Продолжал стрелять Рашер. Осталось два патрона – невольно считал я. Только после этих выстрелов до жвачной толпы вдруг дошло, что задница каждого из них в лютой опасности. Если стрелок вырвет руку у очкарика, то кому-то из них придет кирдык. Толпа ломанулась в разные стороны. Поднявшаяся суматоха оттеснила приближающийся патруль.
В рот компот! Долго мне еще изнывать под ударами Рашера?! Хрен, я помощи дождусь. Высокие чины, что присутствовали на празднике и браво носили пистолеты на поясе в момент, когда запахло жаренным, вовсе не торопились применить оружие. А притворились мирными кустиками, органично растворившись в толпе. Никто не захотел связываться с вооруженным безумцем. Вот они, хваленные немецкие командиры. Бегут, как крысы, даже форма на серые шкурки похожа. Придется брать инициативу в свои руки.
С громки охом я завалился на бок, будто бы споткнулся, запутавшись в собственных ногах под градом тумаков. Но руку с пистолетом при этом не выпустил. Падая, неуклюже взбрыкнул ногами, будто пытался удержаться, но на самом деле, я подсунул свои конечности под ноги противника. С размахом так подсунул по дуге. Бац! Подсек его ноги, и свалил его на землю. Получилось, что как бы случайно ему подножку подставил.
Рашер встретился с брусчаткой, припечатавшись плечом, но пистолет не выпустил. Упертый гад!
Тянулся ко мне, оскалившись, и пытался откусить ухо. Я снова взбрыкнул, будто хотел вырваться из его цепких лап. При этом слишком сильно мотнул головой. Бам! Лбом припечатал его в нос. Удар получился добрый. Слышно было как хрустнул хрящ. Рашер завыл и наконец выпустил пистолет. Я свернулся клубком, накрыв оружие своим телом, изображая поверженного. И даже голову руками прикрыл.
Рашер вскочил на ноги и зарядил сапогом мне по ребрам. Удар получился смазанным, но чувствительным. Вот, гнида! Еле сдержался, чтобы не прострелить ему живот. Но нельзя… Не стрелок я и не боец, а червь книжный. Валяюсь на земле и от страха трясусь.
На мою радость к нам, наконец, подоспел патруль. Один из рослых фашистов с вытянутой, как у осла мордой, сходу зарядил Рашеру в грудь прикладом карабина.
Тот охнул и осел. Вторым ударом по хребту ослиная морда сложил неугомонного доктора пополам. Поверженного подняли под руки и поставили на ноги. Нос разбит, костюм порван (рукав я ему все-таки оторвал), сам тяжело дышит. Подталкивая, фрицы повели его с платформы, но тут Рашер снова ожил. Отчаянно вцепился одному из конвойных в глаза скрюченными, как когти пальцами. Но патрульные были начеку. Вмиг отходили его по ребрам и снова уронили на землю.
– Нет! – заорал Рашер, пытаясь вырваться, но руки громил в серой форме держали крепко.
Он трепыхался между двумя эсэсовцами, как цыпленок табака. И смотрел, как его жену грубо подняли с трибуны. Ее правое плечо залито кровью, прическа растрепалась, помада размазана на половину лица, под глазами черные пятна от расползшейся косметики. На секунду мне даже стало жаль несчастную женщину. Тело ее сотрясалось от рыданий, рваное платье вообще никак не прикрывало наготу. А публика… Я бросил быстрый взгляд на толпу. Те уже оправились от паники и снова подтягивались к центру событий. Взгляды были жадные, насмешливые, ироничные. Никакой жалости или сочувствия. Лишь жажда зрелища.