Красота от любви
Шрифт:
– Полежишь со мной?
Я планировал проверить, как обстоят дела на виноградниках, пока она будет в ванной, но как я могу ей отказать?
– Конечно. Но позволь мне сначала вымыть тебя.
Я снимаю джинсы и рубашку. Она ложится, а я устраиваюсь позади нее. Ее спина прикасается к моей груди. Это замечательное чувство.
Такой должна быть жизнь. Никаких женщин на три месяца. Поверить не могу, что когда-то хотел этого. Теперь Л – мое все, и нет пути назад. Я бы ничего не стал менять.
Массируя ее плечи, я чувствую, как
– Джек Генри!
Вот черт. У меня будут проблемы.
– Я не должен был этого делать?
– Нет, не должен был.
– Извини, Л. Я думал, что это наклейка приклеилась к твоей заднице. Что это было?
– Мой противозачаточный пластырь.
– Оу.
Наверняка она думает, что я сделал это специально из-за разговора о детях, и будет злиться на меня до конца медового месяца. Дерьмо.
– Я не знал, клянусь. У тебя есть еще один? – я двигаюсь, чтобы выйти из ванной.
– Я принесу тебе его прямо сейчас.
Она останавливает меня, хватаясь за мою руку.
– Есть еще один, но он для следующей недели.
– Пожалуйста не злись. Это было глупо, но я не знал.
Она снова расслабляется и с облегчением выдыхает.
– Все в порядке. Я говорила тебе, что перешла на другие противозачаточные, и ты видимо подумал, что это таблетки. Следовало сказать тебе.
Я не знаю последствий своих действий, но меня не покидает чувство, что я задел ее.
– Я говорил тебе, что не буду одевать презервативы в наш медовый месяц, но я сделаю это. Я это заслужил. Я был настолько глуп, что содрал с тебя этот пластырь, не спросив.
– Милый, все хорошо. Ты не должен этого делать. Резинка ни тебе, ни мне не доставит удовольствия. Все будет в порядке.
Мне повезло. Она могла бы разозлиться.
– Спасибо.
– Мне не на что сердиться, Маклахлан.
– Это ты сейчас так говоришь.
Она наклоняет голову назад и целует меня в подбородок.
– Танго танцуют двое, не будет нарушать этого.
Глава 3
Лорелин Маклахлан
Я в замешательстве. Мне всегда казалось, что черный песок выглядит крайне непривлекательно, но это совсем не так. Это…захватывает дух.
– Черный песок, - я слышу удивление в своём голосе.
– Не это я ожидала увидеть на Гавайском пляже.
Джек Генри смеется надо мной, видимо его забавляет мое удивление.
– Это еще одна причина, почему я так люблю это место. Оно отличается от пляжа в Окленде. Полные противоположности.
– Если бы я знала, что он черный, я бы не ожидала многого, поэтому
Он расстилает полотенце на моем лежаке и кладет подушку.
– Лава, извергающаяся из вулкана, попадает в воду и быстро охлаждается. Волны выталкивают её на берег, и поэтому песок становится черным.
Я сажусь на лежак.
– Мой муж ученый-эколог. Кто бы мог подумать?
Джек Генри повторяет тот же процесс со вторым лежаком и присоединяется ко мне. Он надел мои любимые очки, в них я вижу свое отражение, когда он смотрит в мою сторону.
– Так этот маленький кусочек рая - твой частный пляж?
– Это наш собственный пляж, Лорелин. Все мое теперь твое. Тебе нужно привыкнуть к этому.
Я развязываю тесемки бикини и позволяю ему упасть.
– Ничего, если я сделаю так?
– Черт, Л, – смеется он, сканируя местность.
– Это наше личное пространство, но иногда здесь можно наткнуться на других людей.
– Ну, наверняка, они подумают, что оказались на нудистском пляже, - я бросаю верх бикини Джеку Генри, и он приземляется ему на грудь.
– Потому что я не собираюсь надевать это.
– Чертова бунтарка.
– Да, черт возьми.
Я лежу на шезлонге, греясь на солнце. Я люблю находиться на открытом воздухе, это по-прежнему единственное место, где я чувствую себя полностью свободной. В детстве улица была моим единственным спасением от нее. Моя мать всегда отходила от похмелья, за исключением тех моментов, когда она была под кайфом, поэтому в доме было вечно темно и холодно. Мне не разрешалось открывать шторы. От яркого света у нее болели глаза, и это мешало ей спать, и, как следствие, веселиться всю ночь. А о том, чтобы открыть окно, не было и речи.
Это были ужасные дни. Ужасные годы. Я не хочу думать о тех временах и разрушать этот идеальный момент. Погода прекрасная, я нежусь на солнце. Рядом со мной лежит мой мужчина, и больше мне ничего не надо. Все правильно в этом мире.
– О чем таком серьезном ты думаешь?
Как такое возможно? Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
– Как ты узнал?
Он указывает на мое бедро.
– Ты вычерчиваешь знак бесконечности. Ты делаешь так каждый раз, когда о чем-то думаешь.
Он такой внимательный.
– Что у тебя на уме, детка?
Должна ли я держать при себе эти мысли, чтобы не портить этот идеальный момент? Или же мне стоит рассказать Джеку Генри, чтобы он знал больше о моем прошлом.
Ему уже не нравится моя мать. Уверена, это только подольет масла в огонь, но он прямо спрашивает меня, как-то неправильно скрывать это от него.
– Когда я была ребенком, улица была единственным местом, куда я могла сбежать от мамы, когда она была под кайфом или с похмелья. Я чувствую себя свободной, когда я под солнцем, - он молчит, должно быть злится.
– Мне жаль. Я не должна была ничего говорить. Я разрушила такой прекрасный момент.