Красота в наследство
Шрифт:
Восхищенный Женька застыл. Он смотрел то на свою Ирину, то на портрет, молчал-молчал, потом сказал:
— Здорово!
Стас в ответ поморщился.
— Я такого не ожидал. Ириша, как тебе?
— Тебе действительно нравится? — спросила она с чуть заметной усмешкой.
— Очень.
— Мне тоже.
Пользуясь тем, что муж впился взглядом в полотно, она устроила матч-реванш — последние гляделки. Это был уже массированный артобстрел. Тем более что на стеклянном столике Ирина увидела одну пустяковину. Это была всего лишь маленькая штучка для волос, в просторечии — фенечка, какие носили теперь девчонки.
«Ну что, мастер отгадок женских тайн? — читал он в ее взгляде. — Что ты из себя строишь? По какому праву ты на меня смел так смотреть, ты, жалкий инвалид, извращенец. Я сама умею разгадывать чужие тайны. Я все знаю о тебе. Дочь? Ты пытался меня испугать? Ты?..»
А Женька тем временем отсчитывал зеленые. Две тысячи баксов. Одну он добавил от себя. За жену, за красоту, за талант. По отношению к Ирине он всегда был щедр, хотя, как всякий бизнесмен, умел считать деньги. Неизвестно, в чью пользу закончился этот раунд, поскольку в прощальном взгляде, брошенном художником вслед красивой паре, недвусмысленно читалось: «Подавитесь моим талантом».
— Странный он какой-то, этот Кричевский, — сказал ее муж, когда они вышли из мастерской.
— Да. Шизоид. Но не будь он таким, не было бы и такой картины. Ты согласен?
— Наверное. Тебе виднее, Ириша. Мне действительно понравилось. Это шедевр. — Ирина поморщилась. Шедевр — не шедевр, только время может дать оценку портрету, а его побаивалась.
Шедевру отвели достойное место в доме, убрав из гостиной все остальные картины, и сняли урожай восхищения со стороны знакомых. И Авербух тоже его видел — Ирина выполняла свои обещания.
— Милочка, мне кажется, что это лучшая работа Стаса. Он ведь не раскрылся еще, несмотря на свои годы, вы знаете теперь почему. Но, прошу меня простить, быть может, я не прав, вы тут какая-то не такая. Очень похожая, но не такая.
Ирина тоже это чувствовала. Старый еврей попал в точку. Недаром между ними сразу возникло взаимопонимание. Действительно, в пространстве парила сама красота. Но слишком изменчивая. Она неслась над миром, опустошая его. Она была то земной женщиной, созданной для того, чтобы доказать есть в мире совершенство — вот оно, то инопланетянкой, случайно залетевшей на голубой шарик и равнодушно парящей над ним.
Со Стасом Ирина никогда больше не встречалась. Дней через десять к ней забежала Оксана и, задыхаясь от негодования, донесла:
— Ириша, нет, какая сволочь! Что он себе позволяет, этот жалкий мазила. Представляешь, он меня просто послал. Наглец! Жалкий урод! Извращенец чертов! Возомнил о себе, Гумберт несчастный! Ну ладно, мы еще посмотрим, как он запоет дальше. Можно и опять его определить туда, где ему самое место. Я слышала, что он своим гнусным привычкам не изменил. Опять с малолетками.
— Да успокойся ты! — успокаивала Ирина как могла. — Зачем он тебе? Пусть живет.
— Да черт с ним, конечно. Но знаешь: что-то в нем есть. Глаза у него странные…
— Глаза как глаза. Тебе показалось.
Через пару месяцев все тот же всезнающий Авербух сообщил ей, что Стас уехал во Францию. И больше она его никогда не видела. Лишь попадая в Париж и бродя по людным улицам, она вспоминала его, и временами казалось, что она чувствует на себе его взгляд. Но это только казалось.
А жизнь продолжалась, ее прочный и надежный дом требовал внимания. Сын из красивого ребенка постепенно превращался в красивого подростка, ладного и спортивного. Ирина препоручила его репетиторам и спортивным тренерам, а поэтому видела нечасто, и вопрос о дальнейшем образовании в Англии уже был решен.
А вот муж требовал доработки. Хотя ничто, абсолютно ничто не вызывало беспокойства. Женька принадлежал ей. Собственно, он всегда был ее собственностью, с того самого момента, когда они впервые встретились, хотя жаждал быть ее завоевателем, владеть ее телом и душой. Шаг за шагом, день за днем, год за годом его притязания сокращались, сжимались, как шагреневая кожа, и в результате ограничились территорией, где Ирина поставила вешки. Ему досталось только тело. И то не все. Ему достался фантом, который жена помещала на супружеское ложе, потом смотрела из угла комнаты или с потолка, как он жадно и страстно его ласкает, и прицельно дергала за ниточки, как кукловод. Тело было тренированно и слушалось. Конечно, все это было скучно, несмотря на постоянное разнообразие сценария ночи. Ирина была режиссером-постановщиком и актрисой в одном лице. Сценарии заимствовались из разных источников — японских книг, американских пособий и даже из учебников по сексопатологии. Исполнение шлифовалось до полной достоверности. Ведь ее муж был далеко не глуп, и она это знала. В Женьке сочеталось все: интеллект, практичность, готовность к риску, умение поступаться многим ради еще большего, хорошая, прямо скажем, удачная внешность и обаяние. К разным людям он умел применять многие свои качества, и только для нее одной выкладывал все, что имел. Любовь его была бескорыстна. Постепенно он сам снял перед ней всю кожу и остался беззащитным. Дотронься пальцем, занеси микробов — умрет.
Все это произошло постепенно. Когда Женька был еще молодой и резвый, мотался на машине по поставщикам, банкам, приятелям и проворачивал за день кучу разных дел, кожа с него сниматься не хотела. Вечером он зачастую падал и засыпал, все-таки положив на нее руку — здесь, мое. Тогда Ирина была в курсе всех его дел. Она знала цены, объемы поставок, сроки возврата процентов, пути ухода от налогов, мимоходом обучилась бухгалтерии, а также была в курсе личных слабостей сотрудников и конкурентов. Была уверена: случись что с мужем — она поведет дела не хуже. Но, как известно, человек зарабатывает деньги сначала от нужды, потом по инерции. И наступает такой момент, когда нужда задавлена, потребности удовлетворены и денег столько, что они сами начинают делать себя без вашего непрерывного участия.
Именно в этот период Ирина и подкараулила мужа, направив остатки его жизненной энергии в спальню. Женька уже закусил удила и выбился бы в олигархи, но она нажала на тормоз. И начались шоу на широком испанском ложе.
Человек может получать удовольствие от многих вещей — от еды, от сна, от секса и даже от того, что живой.
Все эти вещи не доставляли удовольствия Ирине. Она частенько об этом задумывалась, и из темных глубин памяти услужливо всплывала ночь, которую она хотела и не могла забыть…
Женька несколько раз просыпался по ночам. Он вообще спал чутко, а тут… Заснув после феерического секса рядом с женой — спокойной, удовлетворенной и безмятежно улыбающейся, он просыпался оттого, что Ирина стонала. Впервые услышав ее стоны, он решил, что ей снится страшное, самое страшное, что было в ее жизни — смерть родителей, рождение дочери, изнасилование, да бог знает что еще. Он прислушался и присмотрелся… Ирина дышала прерывисто, хрипло стонала и через некоторое время стала судорожно подергиваться — несильно, но заметно. Потом глубоко и счастливо то ли вздохнула, то ли всхлипнула — и все смолкло… Что такое с ней происходило, Женька догадался. Тем более что незадолго до этого все это было наяву. Только немного не так… Красивее, что ли… Но ведь было же! Все было! Она сама как с цепи сорвалась в последнее время. Жена вошла в возраст зрелой женщины. Все правильно, так и должно быть, он слышал, читал, рассказывали… Наконец-то она его хочет. Хочет часто, много, даже слишком, хотя нет — не слишком. Он способен любить ее всегда — любил холодную, любит страстную, будет любить любую, хоть мертвую. Она проснулась для жизни, как спящая царевна, и это он ее разбудил. Это — его женщина.