Красота в наследство
Шрифт:
— Мне пока больше не наливай. А то блевать буду. Я себя знаю.
— Хорошо. А теперь, если хочешь, рассказывай. Что у тебя стряслось? Только закуси сначала. А то на тебя смотреть страшно. Глаза ввалились.
— А ты не смотри, если не нравлюсь.
— Да ладно тебе. Нравишься. Я по тебе скучал.
— Повторяешься. Это уже было. А я не скучала. — Помолчала и добавила, сжалившись: — Некогда было.
— А чем занималась, Вера?
— Мать искала.
Ну вот, история начинается. У него внутри все похолодело. И куда она вляпалась, дурочка?
— Какую мать? И куда она пропала?
— Свою, родную, — выдохнула Верка, и тут ее прорвало. Коротко всхлипнув, она разрыдалась и полчаса не могла остановиться. Михаил гладил ее по голове и терпеливо ждал. Ожидания оказались напрасными. Отрыдавшись, Верка сказала: — Ну все, хватит. Не хочу говорить об этом. К черту, У меня все нормально.
Он еще попытался что-то узнать при помощи хитрых намеков, но безрезультатно. Верка рявкнула грубо:
— Я сказала — все, значит, все.
И он удержался от дальнейших расспросов. А о своей причастности к этому делу уже давно решил умолчать. Любопытство, конечно, мучило, что там между ними произошло, но видел, что расспрашивать Верку небезопасно. Выгонит. Девка с норовом. А уходить не хотелось. Он сам себе удивлялся, но, когда ехал к ней, вожделение гнало его вперед, как молодого. Он не мог припомнить, чтобы такое случалось с ним и в лучшем возрасте. Было что-то подобное, но чтобы так… Она ему снилась, эта девица, издалека похожая на подростка и примитивная со всех сторон. Снилось ее тело, чудился ее запах, хрипловатый голос возбуждал его. Седина в голову — бес в ребро. Он раньше посмеивался над престарелыми мужиками, которые, забыв о возрасте и достоинстве, пускались в подобные авантюры. А теперь понимал. Сам влип, как дурак. Причем и не влюбился даже. Он влюблялся не один раз в своей жизни, и симптомы этой болезни были ему хорошо известны. А теперь — совсем другое. Он ее хотел. Постоянно, как безмозглый, гонимый природой самец.
А Верка просто хотела забыться. Отвлечься, и все. Пить она больше не стала, успокоилась и, скосив на него вдруг ставший блудливым взгляд, вспорхнула с табуретки и уселась к нему на колени. Потом, ни слова не говоря, стала расстегивать молнию на брюках. Он не успел опомниться, как она оседлала его прямо здесь, застонала и кончила. Потом встала и потянула его за собой. Он еле успел снять брюки, по пути к дивану стянул все остальное, весь трясясь от возбуждения. Верка молча повернулась к нему спиной и опять стала стонать. Ее сотрясали судороги. Сам плавясь в сексуальной горячке, он все же думал изумленно, что и невозможно так притворяться, и не может такого быть. Потом они отдыхали. Лежали и молчали, каждый о своем. Затем она опять потянулась к его достоинству, как ребенок тянется за погремушкой. И все у них повторилось. «Похоже, она решила устроить мне экзамен. На выносливость. На сколько меня хватит», — мелькнула мысль. Пока он его выдерживал. Она же действовала, исходя из собственных потребностей, и после второго раза успокоилась. Отвалилась от него, как насосавшийся младенец от материнской груди, и заснула, умиротворенно посапывая. А он еще долго лежал и размышлял. Странная девица. Как я ей, хоть нравлюсь или нет? Ни ласк, ни поцелуев, ни вопросов — одно траханье, и кончает постоянно. Похоже, ей все равно, с кем. А через час, восстановив силы, он попытался разбудить Верку. Долго гладил ее и целовал, но это ему не удалось. И тогда он трахнул ее спящую. К его изумлению, Верка хоть и молчала, не стонала, но вскоре опять кончила, дернулась во сне несколько раз, тяжело дыша. А после этого, измотавшись окончательно, он и сам заснул, как будто провалился куда-то.
Собственный организм удивлял. Проснулся опять рано, а спал всего ничего. Но готов был горы свернуть. Вымылся, сварил кофе. Верка дрыхла без задних ног. Погулял со Степой, покормил его. Сходил в магазин, приготовил завтрак. Верка получила кофе в постель. Нельзя сказать, чтобы ей это понравилось. Обывательский шик имел одно «но». Он шел вразрез с физиологией. Больше всего ей хотелось встать и пописать. Но жалко было его стараний. Она выпила кофе, съела омлет, хотя и не хотела, и даже сказала «спасибо». Потом понеслась в туалет. Встреча была исчерпана. Он собрался и уехал. Немного подумал на прощанье, не трахнуть ли Верку еще раз, но вид ее, довольно мрачный, не предрасполагал к сексу. Она явно ждала его ухода, и он ушел, чувствуя тем не менее прилив сил.
У Верки тоже настроение было неплохое. Просто она не желала видеть постороннего человека в своей квартире. Вчера — другое дело. Вчера ей хотелось. А сегодня — уже нет. На малознакомых мужчин у нее сформировался только один рефлекс. Ребята в гараже, которых она знала с детства, это другое дело — поржать, покуражиться, под настроение и трахнуться. А с этим что делать? Только одно.
Размышления Верки прервал телефонный звонок. Знакомая дама из Москвы обросла уже и сегодня хотела привести себя в порядок. За своей суетой Верка работу бы забросила, деньги у нее еще были, в последнее время она тратилась только на бензин и на Степины харчи. Придется ехать, этих клиентов не пошлешь. Степу оставила дома, чтобы не скучал один в машине, пока она работает. На сей раз доехала быстро, научилась уже гонять. За работой пришло и вдохновение. Верка мудрила долго, изобретая новую стрижку и укладку, потом ее напоили кофе, у дам это считалось хорошим тоном. Сев за руль, непонятно как, но Верка выехала на Кутузовский. То ли заблудилась, поворот перепутала, то ли черт принес. Было еще светло, когда она повернула в знакомый двор и заглушила мотор. Пока все это проделала, испугаться не успела. У подъезда стояла машина «сааб». Новая, вишневого цвета. В марках Верка разбиралась. Она закурила, кося на подъезд. И когда минуты через две из него, хлопнув дверью, вышла женщина, сердце запрыгало, как у зайца. Было далековато, чтобы рассмотреть лицо, но Верка каждой клеткой чувствовала — она. Ее мать. Среднего роста, стройная. Одета стильно, она толком и не рассмотрела, во что. Женщина быстро подошла к машине, открыла дверцу и завела мотор. Плавно тронулась с места и скрылась за углом. Не приходя в сознание, то же самое проделала и Верка. Машину она углядела на дороге и двинулась за ней, не соображая, что делает. Вскоре «сааб» притормозил у магазина, женщина вошла внутрь, заперев предварительно машину. Верка хотела было ринуться за ней, чтобы рассмотреть поближе, но ноги были как ватные. Дождалась ее с покупками, «сааб» поехал дальше, Верка за ним. Через два перекрестка очнулась, на нее словно ведро воды вылили. Что это она делает? Потом испугалась. Пометавшись таким образом, решила ехать домой, тем более что «сааб» скрылся. Обратно тащилась долго, как во сне, возвращаться не хотелось.
Вечером позвонил Михаил, спросил, как дела. Она ему обрадовалась. Пригласил в театр, хотел сделать приятное. Верке в театр не хотелось, но она согласилась. Чувствовала, что надо отвлекаться, а то сойдет с ума. Он уговаривал переночевать в Москве, у него дома, но Верка не согласилась. Оставила машину на стоянке. В театре ей неожиданно понравилось. Ленком, «Женитьба Фигаро». Михаил справедливо решил, что это самое подходящее для Верки представление. Много музыки, весело, настроение поднимает. В антракте выпили в буфете шампанского. Обратно он за ней пытался увязаться, но Верка его отшила. Доеду сама, не маленькая. А тебе завтра на работу. Придется возвращаться на электричке. Приехала домой усталая. В последнее время она только и делает, что гоняет в Москву. Выгуляла Степу. Он соскучился и визжал от радости, вилял обрубком хвоста.
Утром разбудил ее телефонный звонок. Еще сонная, взяла трубку, но там молчали.
Чертыхнулась и посмотрела на часы. Пора вставать. Терпеливый Степа на этот раз ждал, луж на полу не видно. Вот нашла себе заботу, теперь и не поспишь. Девять часов. Умылась и потащилась во двор на прогулку, толком еще и не проснувшись. Собака весело носилась по двору, Верка ждала, пусть побегает. И вдруг краем глаза увидела, как во двор въезжает вишневый «сааб». Ноги ее сразу приросли к земле, и она почувствовала, как по спине стекает струйка холодного пота. Машина затормозила неподалеку от дома. Из нее никто не вышел. Верка застыла, как девушка с веслом. Потом вдруг встрепенулась, изловила Степу за шиворот, пристегнула поводок и, крадучись, за кустами побежала в собственный подъезд.
Глава 18
Ирина сидела в машине. Она сама не понимала, зачем сюда приехала. Выходить не хотелось. Нельзя сказать, чтобы она пребывала в сильном волнении. Интерес испытывала, но заранее опасалась того, что сейчас увидит. Действительно, четыре года назад, после некоторых раздумий, она собрала информацию о своей дочери. Полученные сведения не побуждали к знакомству, это был не снобизм, а просто отсутствие родственных чувств. Еще тогда, глядя на фотографию Верки, она подумала, что ничего и получиться не могло. Образ жизни дочери тоже это подтверждал. Пыталась она в чертах своего ребенка уловить сходство с кем-нибудь из предполагаемых отцов, но эта задача была вообще невыполнимой. Их лица сливались в одно, ведь столько лет прошло. И тогда, в те далекие годы, она их с трудом различала — уж слишком они были одинаковые. Черт его знает, зачем она сюда приехала? Просто решила, что надо — и все. Для нее осталось загадкой, почему так все получилось и как девчонка могла ее отыскать. Ведь не было никаких следов. Женька виноват? Заметив на днях машину, которая выехала за ней из их двора, затем отстала по дороге, Ирина насторожилась. Первое, что пришло в голову, — Женькин бизнес. Они уже были пуганы неоднократно, инструктаж проходили, как себя вести в случае похищения. Но это было давно. Сейчас страсти улеглись, конфликты разрешали более цивилизованным путем. Тем не менее Ирина забеспокоилась. Она была опытным водителем и, сворачивая, сумела рассмотреть сидящую в машине женщину, правда, издали, и записала номер. Потом вызвала начальника охраны и дала ему задание. Вчера получила ответ. Ее преследовала собственная дочь. Ночью Ирина спала плохо. Анализировала ситуацию. Шантаж, вымогательство — первое, что приходило в голову. Возможны и другие варианты. Просто желание познакомиться. По-человечески понятно. В жизни, к добру или к худу, Ирина всегда действовала решительно. И сейчас дело откладывать не собиралась. Адрес и телефон у нее был. Утром привела себя в порядок и поехала. Вовсе не потому, что хотела появиться на глаза дочери в лучшем виде, а потому, что так привыкла. Ее природная красота не исчезла, как не исчезает в жизни настоящее, неподдельное. С годами она стала еще более утонченной, еще более элегантной. Единственное — выражение глаз, которое она в молодости старалась прятать, теперь закрепилось прочно. Взгляд был тяжелым. Дома, с мужем и сыном, он теплел, а с окружающими Ирина не сдерживалась. Так было удобнее жить. Этот взгляд заменял ей весь арсенал, которым пользуются обычно красивые женщины — и кокетство, и улыбки, и намеки, и обещания. Она получала в жизни все, что ей было нужно, другим путем. Надо отдать Ирине должное, нужно ей было совсем немного. Все проблемы решал Женька. Он осуществлял связь семьи с внешним миром с помощью денег, общения и дружбы. Ирине личные друзья и не требовались. Она была самодостаточна. Любила читать, иногда часами играла на пианино, ходила по магазинам, театрам и музеям, путешествовала — чаще вместе с мужем, иногда одна. Но это теперь, когда они отправили Антона в Англию учиться. А до этого занималась с сыном, стараясь вложить в него все то, что должно быть вложено согласно их положению. Бешеной любви к ребенку Ирина не проявляла, но матерью была заботливой, ровной и ласковой. В их окружении к Ирине отношение было сложное. Ее побаивались. Кто восхищался природными данными, кто отдавал должное образованию, начитанности и уму, но побаивались ее все. И женщины, и мужчины. С дружбой не навязывались, в душу не лезли. Она, как шикарный букет роз, всегда была украшением общества. Приветлива настолько, чтобы быть вежливой, элегантна и одета настолько, что никто, даже самый взыскательный ценитель, не нашел бы ни малейшего изъяна. Законченное совершенство.
Конечно, многие ей завидовали: «Вот уж кого бог не обидел. Все есть». А она давно не задумывалась о том, чего бы ей хотелось. А когда ничего не хочется, жизнь становится скучной. Ирине приходилось ее оживлять. Вот так, в непримиримой борьбе со скукой, и проходили дни. Впервые за долгие годы она получила встряску.
Верка залетела вместе со Степой в квартиру так, как будто за ней гнался маньяк с ножом, быстро закрыла дверь на два замка и долго не могла отдышаться. Она боялась. Уже не хотелось никого ни искать, ни видеть. «Господи, зачем я все это затеяла? Вот дура, мне же совсем ничего этого не нужно. Может, померещилось?» Через пятнадцать минут она немного успокоилась и закурила. Руки еще дрожали, когда подносила зажигалку к сигарете. Тут и раздался звонок в дверь. Верка опять затряслась мелкой дрожью, как кролик. Она была не готова, застали врасплох. Ничего не соображая, пошла открывать, ноги подкашивались.
За дверью стояла женщина. Ее мать. Стояла, в упор глядя на Верку. Молча. Взгляд был холодным и каким-то оценивающим. Верка не могла припомнить потом, сколько длилось взаимное молчание, пока она не смогла выдавить из себя заплетающимся языком первое, что пришло ей в голову:
— Вам кого?
— Могу я войти? — голос тоже был спокойным, довольно низким и удивительно красивым. В тоне его Верка уловила даже насмешку.
— Проходите.
Женщина вошла. Движения ее были плавные, неторопливые. Строгий элегантный костюм, туфли на невысоком каблуке. Она как будто материализовалась с обложки журнала. Тонкий запах духов. Неторопливое оглядывание по сторонам. Верка махнула рукой в сторону комнаты, говорить ей было трудно, язык отказывался повиноваться, будто прилип. Легкой плавной походкой Ирина прошествовала по квартире и села на диван. Верка приземлилась на стул.