Краткая история белковых тел
Шрифт:
Я задумываюсь о перспективах, и мне они кажутся сомнительными. Конечно, заманчиво оказаться с Лизкой наедине, почирикать о том, о сём: тыры-пыры, трали-вали. Можно выпить кофе -- глядишь, и мне что-то перепадёт после её мужа и Ваньки. Не боги горшки обжигают!
Всем было известно, что Кравчук и Лиза по делам бизнеса ездили на эти самые пресловутые презентации, но там частенько не появлялись. Где они проводили время и как, об этом оставалось только догадываться. Впрочем, большая часть нашего женского коллектива догадывалась, и активно делилась с оставшейся частью мужского.
Когда же офис банка удостаивал своим посещением
"Стёпа!" -- громко восклицал Кравчук, подходя к Лизиному мужу и широко раскидывая руки в стороны. Он горячо обнимал его, тесно прижимал к себе. Так могли выглядеть со стороны два брата после долгой разлуки, нашедшие себя в бурном житейском море.
"Рад, очень рад тебя видеть!" -- продолжал говорить Кравчук, широко улыбаясь, чтобы не оставалось сомнений в его искренности.
"Я тоже!" -- неуверенно соглашался Степан, оглядываясь на жену, словно ища поддержки у супруги. Но по лицу Лизы неуловимой тенью летала холодная усмешка. Это был банальный любовный треугольник и я в него никак не вписывался.
Ну и к черту! Пусть разбираются сами!
– - Хорошо!
– - мямлю я, наперекор себе, своему желанию отделаться от поездки, -- когда надо ехать?
Соснина смотрит на время.
– - Через час. Успеешь?
– - Наверное, успею!
Я отвечаю с многозначительным видом, хотя работы нет, и сегодня не предвидится -- сижу и тупо убиваю время. Отвечаю ей так из вредности -- пусть не рассчитывает, что буду бегать за ней, как щенок за хозяином, подпрыгивая и повизгивая от восторга.
Соснина отходит, а я фантазирую, как мы поедем на презентацию в некую фирму. Мне представляется, что поездка будет просто так, для вида, потому что Лизка хочет замутить что-то со мной, ведь муж ей уже надоел и Ванька тоже. Хотя, по большому счету, моё отличие от последних заключалось лишь в том, что я был относительно новым лицом в сонме многочисленных поклонников Сосниной. Свежее белковое тело. Кажется, так определил моё место в жизни классик Энгельс: "Жизнь есть способ существования белковых тел".
Да, я белковое тело, которое существует само по себе. Но у него, у Энгельса, было и продолжение фразы, вернее, один немаловажный момент: белковое тело осуществляет постоянный обмен веществ с окружающей средой.
Итак, я белковое тело, которому надо обменяться веществом с внешней средой.
Смотрю в сторону Сосниной. Она складывает вещи в сумочку, улыбается по сторонам легко, без всякой задней мысли. Насколько я её знаю, она никогда не циклилась на рабочих моментах, на мелочах; все у неё протекало ровно, без напрягов и избыточных карьерных усилий. Да и зачем ей пробиваться вверх, если муж или любовник могут обеспечить всем, что пожелает душа.
"Значит Лизка -- внешняя среда, с которой надо чем-то обменяться?
– - мелькает у меня в голове.
– - Забавно! Только вот чем?"
Дальнейшие мысли в этом направлении меня вдохновляют, и я вырастаю в собственных глазах, словно поднимаю планку самооценки. Теперь я кажусь себе крутым любовником-мачо, которому не могут отказать все девчонки нашего банка. Моя карьера, словно мощная ракета с новенького космодрома, резко устремляется ввысь, оставляя позади неудачников типа Кравчука или мужа-рогоносца Степана. Я
Но вовремя останавливаюсь. Хватит бредить! С Лизкой, скорее всего, ничего не замутится. Да и космодром, откуда должна стартовать моя ракета еще не достроен - строителям задержали зарплату, и они забили на это стратегически важное строительство.
Вообще-то в группе продвижения и поддержки продаж, я отвечаю за рекламный блок -- договариваюсь о размещении рекламы в СМИ, на постерах, биллбордах, в интернете. Распространяю брошюры и буклеты. Работа не пыльная, мне нравится. Несколько таких рекламных буклетов с описаниями преимуществ банковского вклада "Доверие" завалялось у меня на столе.
Мой взгляд, давно привыкший к глянцевой праздничности подобных поделок, легко скользит мимо, почти не цепляясь и не парясь по поводу написанных на них слоганов. Читать эти тексты всё равно, что жевать безвкусный гамбургер - его хочется посолить, поперчить, залить кетчупом или горчицей. Тогда ещё можно употреблять.
Но в отношении рекламы так не делается. Нельзя! Ибо будет разрушена приторно-глянцевая гармония несуществующей жизни, в реальности которой нас пытаются убедить.
Не знаю зачем, но всё-таки беру в руки один из буклетов и рассматриваю, чтобы убить время. Из-за зелёного леса выглядывает улыбающаяся девушка, держащая в руках толстые пачки денег. Её гладкое лицо освещается озорными лучиками солнца, глаза широко раскрыты, полные губы приветливо изогнуты. Она будто подсказывает каким способом можно легко заполучить кусочек счастья в свое пользование, и способ этот на удивление прост -- всего-навсего, открыть вклад в нашем банке.
Своим лицом привлекательная рекламщица отдаленно напоминает Соснину.
Пока я созерцаю в задумчивости рекламные буклеты и жду Лизу, в офисе наблюдается всеобщее оживление: девушки вскочили с мест, молодые люди поспешили к окну. До меня донеслись слова: "Кравчук", "Порше" и что-то ещё. А потом народ заторопился вниз, на улицу, почувствовав манящий запах халявы. Лиза вышла со всеми, и я остался в офисе один.
Поднявшись с кресла, встаю у окна. Отсюда мне удобно наблюдать как Кравчук, с небрежным видом открыв багажник черного "Порше", изображает из себя местного олигарха, упивается моментом, своим широким жестом. Он улыбается, глядя по сторонам, кивает свысока, не в силу своего роста, а в силу положения, кажущегося ему, действительно, значимым. Ведь кто, на самом деле, перед ним? Пигмеи офиса, рабы финансовых плантаций, не идущие ни в какое сравнение с белым менеджером-рабовладельцем по фамилии Кравчук. Только вместо колониального пробкового шлема у него престижный "Порше".
Иван барственно проводит рукой, указывая на багажник, где теснятся бутылки "Мартини", лежат коробки шоколадных конфет и разная пластиковая посуда. Судя по выражению лиц окружающих, по одобрительным взмахам рук, взрывам смеха, он слышит много приятного для себя. Как же! Рубаха-парень, свой в доску, человек, способный на широкий жест. Таких любят в компаниях, таким подражают.
"Тупое стадо!
– - злобно думаю я о своих коллегах, -- на уме только пожрать, да потрахаться!" Но может во мне говорит одна только зависть? Они там внизу, на мини-празднике жизни, а я стою один у окна, словно лузер, отвергнутый офисным социумом.