Краткая история всего
Шрифт:
они принадлежат левосторонним измерениям Космоса, а не правосторонним
поверхностям. Если вы допускаете только существование чувственно-воспринимаемых
поверхностей, то вы полностью вычищаете Космос от всех ценностей, сознания, значений
и глубины.
И поэтому произошло так, что по существу в первый раз в истории от Великой
Холархии пришлось отказаться, потому что на нее нельзя было указать пальцем. Призрак
в машине был действительно призраком, потому
самоубийство.
Фундаментальная парадигма Просвещения
В: Так, значит, поэтому теоретики вроде Фуко так резко нападали на «науки о
182
человеке», которые возникли в восемнадцатом веке?
КУ: Да, именно так. Фуко красиво прокомментировал это монологическое безумие
одной совершенной фразой: мужчины и женщины, говорил он, стали «объектами
информации, а не субъектами коммуникации». Таким образом, люди, как и все холоны, изучались только с точки зрения эмпирических и объективных измерений, и поэтому
были сведены к простым «это» из большой переплетенной сети, без глубины, каких-либо
внутренних измерений и индивидуальности. Жестокий мир техника из лаборатории, в
котором каждый человек является только куском мяса.
И, следовательно, вместе с расцветом сциентизма параллельно идет развитие «наук о
человеке», которые представляют человека исключительно как объект информации. Мы
также называем это «дегуманизированным гуманизмом».
В: Тогда почему Фуко называл этот период «Эпохой человека»?
КУ: Потому что в этот период «человек» был изобретен как объект научного
исследования. Люди стали объектами монологических рациональных исследований, чего
никогда прежде не случалось (потому что Большая Тройка никогда прежде не различалась
и не разрушалась). Используя свой собственный метод, Фуко показал, что человек
никогда не существовал прежде. Человек был изобретен. И Фуко жаждал «смерти
человека». Поэтому он завершает свою книгу «Слова и вещи» такой метафорой: «Можно
держать пари, что человек со временем будет стерт, как лицо, нарисованное на
прибрежном песке».
Вот за что борется постмодернизм: окончание объективирования человека.
Разрушение «дегуманизированного гуманизма», отказ от модели «человека», превращения человека в монологический поверхностный объект. Чтобы сделать из всех
субъектов объекты великой взаимосвязанной сети, на самом деле, необходима власть, выставляющая себя как знание. Это тирания монологического взгляда, это ирония
поверхностной рациональности, и она была одной из главных целей Фуко.
Поэтому,
как Гегель, Вебер, Хабермас, Тэйлор, Фуко, то вы увидите удивительно последовательную
картину. Они все согласны в отношении определенных основных особенностей
современности: автономный субъект исследует целостный мир объектов, при этом знание
есть просто эмпирическое и объективное представление, нанесение на карту этого
целостного мира (парадигма представления, зеркало природы). Субъективные и
интерсубъективные области были, таким образом, сведенык предмету эмпирических
исследований. «Я» и «мы» были сведены к сети взаимосвязанных «это», и люди стали
«объектами информации» и перестали быть «субъектами общения». Это сокращение
Большой Тройки до Большой Единицы создало «дегуманизированный гуманизм» и
лишенную качеств Вселенную, которая по-прежнему доминирует в современном мире.
Мир и его жители стали «одномерными», как выразился Маркузе. Поэтому добро
пожаловать в фундаментальную парадигму Просвещения, современную Нисходящую
сеть.
Не Дух, не разум, а только природа
В: Так вот что вы имели в виду, когда говорили, что один фрагментарный Бог сменил
другого.
КУ: Да, после Восходящего принципа, который доминировал над сознанием западной
культуры в течение по крайней мере тысячи лет, мы приходим к исключительно
Нисходящему миру, который господствовал над эпохами современности и постмодерна
до настоящего времени. Не существует никакого транслогического Духа, не существует
никакого диалогического разума; есть только монологическая природа. Поверхностная
видимая моноприрода, мир чувственно-воспринимаемых и материальных форм — это
183
наш «Бог», это наша «Богиня» в современном и постсовременном мире.
А что касается этой бедной конечной природы, этой эмпирической природы, этого
немого и пустынного пейзажа, который теперь один был реален, то некоторые назвали бы
ее Духом, другие назвали бы ее слепцом. Некоторые назвали бы ее божественной, другие
назвали бы ее жестокой. Некоторые возвели бы ее на пьедестал высшей славы, другие
опустили бы ее до уровня безжизненной материи. Но всегда, абсолютно всегда, только эта
конечная природа была реальной. Ушел подлинный Дух, ушел подлинный разум, и на их
месте осталась только монологическая природа и ее функциональная пригодность.