Краткий философский словарь
Шрифт:
Лучшие книги язычников содержат «всё то, что находится в соответствии с учением Христа». Стремясь к гармоничному сочетанию античных и христианских нравственно-философских идеалов, Э. Р. фактически приравнивает Сократа к Христу. Но он не просто стремится к воскрешению античных идеалов; он говорит о «христианском возрождении» всего лучшего, созданного человеческим гением. По его мысли, нормальный человек, учась у Сократа и Платона, Гомера и Цицерона, Демосфена и Марка Аврелия, подражая жизни и деяниям Христа, вслушиваясь в слова «увещевания… философски не изъяснявшихся апостолов», приобретает «меч духовный, напрочь отсекающий… низкие мирские помышления, так, что в сердце остается одно только благочестие». Выявление морального содержания христианства, воспитание христианского нравственного сознания – такова
Наиболее известное его сочинение «Похвала глупости» написано в форме «похвального слова», которую культивировали античные писатели. Внешне это непринужденная импровизация, как и подобает Глупости – тому, что «в голову взбрело». Первая часть, доказывающая «общечеловеческую», универсальную власть Глупости, покоряет парадоксально заостренной мыслью и богатством едва уловимых оттенков. Выходя на уровень широких обобщений, говоря и в шутку, и всерьез, Э. Р. предвосхищает более поздний философско-эстетический принцип иронии как путь к истине: за каждым «да» скрывается «нет».
Э. Р. исходит из иррациональности жизни: она и «вечная юность», «хмельная, веселая игра», и – непознаваемый процесс, в котором крайности («жизнь-смерть», «младенчество-старость», «смерть-рождение»), сосуществуя, взаимно уравновешиваются. Гармоничными были боги-олимпийцы: управляя природой и людскими делами, они смеялись над собой и другими. В человеческом мире равновесие нарушается из-за расхождения между разумом и чувствами: «разум – в тесном закутке черепа, а всё остальное тело обречено на волнение страстей», рождающих лишь «Глупость». В ней – причина войн и научных открытий, бедности и богатства, любви и лицемерия, человеческого счастья и ненависти. В мире всеобщей «Глупости» для мудрости нет места. Людской массе «мудрец кажется чурбаном, а не человеком», он – чужой «на пиру жизни» (было ли когда-либо государство, которое «приняло наставления Сократа и законы Платона? Для осмеяния глупости черни понадобился бы не один Демокрит»).
Иррациональность жизни в том, что управляет ею «мнение большинства». Видимая определенность жизни скрывает «двуликость» ее проявлений: под мощью скрывается убожество, под ученостью – невежество, под благоразумием – низость, под весельем – печаль, под преуспеянием – неудача, под дружбой – вражда, под пользой – вред. Изречение древних «жизнь – театр» реально осуществилось. Но если античный человек добросовестно играл роль, предписанную судьбой, то теперь всё стало притворством и лицедейством; люди играют чужие роли (старец – роль юноши, мужчина – женщины, оборвыш – короля, «ничтожный смертный – Бога»). В такой ситуации если «мудрец назовет вещи своими именами, на него глянут как на помешанного, на «сумасброда». Симпатии вызывает человек «рассудительный», то есть тот, кто заблуждается вместе с толпой.
Немногие мудрецы превыше всего ставят разум и руководствуются им. Но разум без чувств «создает некоего нового Бога… мраморное подобие человека», живущего в отсутствии любви и смерти. Так философия, которой не должно быть чуждо ничто человеческое, всё дальше отходит от жизни. «Мудрец», философ обречен идти по дороге вынужденного одиночества либо заканчивает жизнь самоубийством. Остальное большинство, не имея на то никаких оснований, цепляется за жизнь.
Довольные собой, люди «при помощи Глупости… сами себе рукоплещут». Счастье для них состоит не в том, чтобы не заблуждаться, но, напротив, заблуждаться, примкнуть к мнению большинства и следовать ему, «прельстившись легкостью пути». Они убеждены, что лишь «праздное любопытство греков… создало орудия умственной пытки», то есть науки, философию. Так появляются «идиоты, которые стоят выше ученых», они думают лишь о себе и не помышляют «ни о чём чересчур высоком». Они свободны от укоров совести, надежд, стыда, любви и уважения, они – беззаботно счастливы. Дураков любят и простонародье, и государи, поскольку истина ненавистна последним.
«Всех счастливее… безумец… кому постоянно изменяют не только внешние чувства, но и способности суждения». К «сословию» безумных Э. Р. относит людей, занятых абсолютно бессмысленным делом (астрологов, схоластов, священнослужителей, верующих в магию молитв, обрядов, святых, чудеса,
Во второй части сочинения ирония переходит в язвительную сатиру, бичующую различные виды и формы Глупости, ее проявления в обществе начиная от низших слоев народа до высших придворных кругов. Среди тех, кто в обществе почитается за «мудреца», Э. Р. называет грамматиков, риторов, «заигрывающих с философией», «мудролюбов»-натурфилософов, богословов, «схоластов-аристотеликов» и всю «софистическую рать» (государей, кардиналов, епископов, пап, которым нужна «хотя бы крупица той соли, о которой говорил Христос»). Поэтому-то подлинная мудрость и ненавистна «нарядной толпе богоравных любимцев» Глупости.
В заключительной части Э. Р. говорит о жизни, какой она должна быть. Мыслитель настойчиво утверждает, что христианство продолжает философские традиции античности, но обращается ко всем людям. Тема Глупости здесь «обыгрывается» в ином, евангельском ключе: «немудрое Божие – премудрее человеков». «Христианская вера, – пишет Э. Р., – сродни некоему виду глупости и с мудростью совершенно несовместна». Христос также юродствовал, с точки зрения большинства он был «сумасбродом», «глупым» для «умных». По мнению Э. Р., только любовь без остатка к духовному в человеке способна приобщить каждого к «верховному Благу», но эта «трижды блаженная Глупость достается на земле немногим».
Понятие «Глупости» у Э. Р. полисемантично. Окончательное его истолкование Э. Р. предлагает сделать читателям. «Мудрому достаточно», – писал он позднее в письмах.
Разрабатывая идеи просвещенной власти монарха, говоря о новой, отличной от средневековой системе воспитания и образования, Э. Р. был враждебен всякому религиозному фанатизму, веря в разум и свободу человека. В числе духовных наследников мыслителя были Монтень, Вольтер.
ЭРН Владимир Францевич (1882–1917) – русский религиозный философ, взгляды которого сформировались под влиянием славянофилов, философии Вл. Соловьева, С. Н. Трубецкого. Э. опирался на идеи Платона и богословские традиции восточного христианства. Основные работы: «Борьба за логос», «Г. С. Сковорода. Жизнь и учение», «Розмини и его теория знания. Исследование по истории итальянской философии XIX столетия», «Философия Джоберти».
Основной мотив творчества философа, его «борьбы за логос» – осмысление западноевропейского рационализма, механизирующего человеческую жизнь, и попытка определения особенностей русской философии.
Ставя вопрос об истинном знании, Э. доказывает, что оно не определяется отношением субъекта к объекту. Напротив, наше мышление должно определяться истиной самой вещи. Если мы истинно воспринимаем предмет, то наши восприятия справедливы, поскольку мы вступаем в действительное отношение с истинным предметом. Следовательно, для истинного знания необходимо заранее предположить бытие предмета и его действительное отношение к познающему субъекту. Только в этой ситуации истина обнаруживает себя прежде всего как полновесность всего того, что есть. С точки зрения Э. западная рационалистическая философия с ее рассудочным, всё исчисляющим и препарирующим анализом схематизирует действительность, замыкаясь в пределах собственной мысли. Человек возводит в абсолют несовершенство собственной мысли, оказываясь тем самым в плену субъективизма. Европейская философия, утверждал Э., имея в виду идеи Беркли, Юма, Канта, Шеллинга, упразднила природу как живое бытие и превратила весь мир в схематизм безжизненных представлений. Потеря связи с бытием ведет к меонизму (от греч. me—on – не-сущее, ничто), к вере в ничто и к имперсонализму, обезличиванию, поскольку богатство живой личности для рационализма непостижимо.