Край безумной любви
Шрифт:
Николай был всегда категоричен, когда разговор заходил о политике и войне, он знал настоящую цену свободе и отношение госвласти к свободолюбивым людям, которые были у нее, как бельмо на глазу. Однажды в разговоре между мужиками с начальством, Коля стал защищать права рабочих и нелестно высказался о советской власти. Кто-то тайно доложил куда следует и вскоре его задержали и препроводили в ГУГБ 3 , где ему пришлось выслушать обвинение в свой адрес, что он своими смелыми высказываниями подрывает основу социалистического строя. Наравне с основными обвинениями ему предъявили связь с уголовниками и неблагонадежными, в плане политических взглядов, людьми.
3
ГУГБ –
Аня передала мужу в тюрьму нехитрые пожитки и, не добившись у власти разрешения повидаться с ним, отправилась в слезах домой. Вскоре она осталась одна, мама Николая после приговора суда над сыном, умерла – не выдержало сердце.
Николай вернулся из лагерей не скоро, все, что ему пришлось испытать на севере, тягостным бременем легло на всю оставшуюся жизнь. В 1953 году в Норильске, где отбывал наказание Николай, в ГУЛАГовских лагерях: Горный, Речной и Степной вспыхнуло восстание заключенных. Николай примкнул к группе штрафников, которые входили в один из главных очагов мятежников. Лагерное начальство не принимало справедливых требований политзаключенных и в том числе «воров», пытавшихся агитировать среди рабочих рудников. Группировки рвались к «руководству» зонами. Воры выступили против «сук» и подняли остальных заключенных против системы ГУЛАГа. Несмотря на личные интересы, воры нашли правильные аргументы при выдвижении требований: об отмене принудительного труда, прав заключенных и тем самым заставили комиссию ГУЛАГа отменить существующую практику жестокого управления лагерями.
Восстание заключенных в Горлаге совпало по времени с междоусобной борьбой кремлевской верхушки, которая уничтожила Берию.
После объявленной заключенным амнистии в 1953 году, Николай с 58 статьей за плечами, под указ не попал, его держали в лагере еще пять лет, он вернулся домой только в 1958 году. С нескрываемой радостью обнял жену, счастью его не было предела, он понимал, что Анна любит его, потому и дождалась.
Через год у Ани с Николаем родился сын, назвали его Алешкой, в честь фронтового друга.
Сергей Резаков в последнее время задержался на свободе, он стал чаще приходить к Борисовым, подружился с ними еще крепче и через полгода, когда у Леши прорезался первый зуб, Николай, посоветовавшись с Анной, позвал Резака в крестные.
По жизни у Николая были свои взгляды и убеждения, в корне отличающиеся от позиции Резака. Если заходил разговор в целом о жизни, то обязательно, каждый из спорящих отстаивал интересы своей стороны. Николай сетовал на скудную и беспросветную жизнь простых людей, ютившихся в лачугах и бараках, а Резак превозносил воров, которые могли и умеют поддерживать порядок среди людей. Поспорив в очередной раз, они оставались при своих мнениях, разногласия не мешали им жить в дружбе. Резак частенько угощал маленького Лешку сладостями: то принесет леденцы, то невесть откуда – мороженное. Аня сдержанно относилась к дружбе Николая и Сергея, она знала, что дерзкий Резак никогда несправедливо не набросится на человека и не подобьет старшего друга Кольку на какое-нибудь преступление. Каждый из них выбрал свой путь и шел по – своему: муж тяжело переживал обо всем, что случилось с ним в жизни, зачастую выглядел задумчивым и угрюмым, а Резак прожигал свою жизнь, идя по ней легко и особо не напрягаясь. Посадят в тюрьму – ничего, срок не резиновый, все равно закончится. А вот Николаю с его убеждениями жилось трудно в таком обществе, где все делилось на черное и белое. Потому Аня понимала его сердцем и всячески старалась уводить от мрачных мыслей.
Николай находил временную работу и с утра до ночи вкалывал, чтобы прокормить семью. Он часто виделся со своим другом – Серегой Резаком и они, сидя на крылечке барака, обсуждали какие-то вопросы. Анна иногда наблюдала за ними и не могла понять, почему ее муж и крестный отец Алешки о чем-то горячо спорят.
Борисов поглядывал иногда за другом Сережкой, ловя его взгляды, направленные на Анну. Коля понимал, что его жена нравится Резакову, но он никогда, даже при сильном опьянении не затрагивал подобную тему. Вот так и жили два друга, в ожидании чего-то непредсказуемого, и каждый понимал,
Однажды в воскресный день к бараку подъехал закрытый фургон, для перевозки арестованных, из него вышли сотрудники милиции и направились к квартире, где проживала семья Борисовых. Резаков заметил в окно, как люди в форме вошли в двери к другу Кольке и понял, что его забирают и возможно надолго. Коля, словно ждал их прихода, молча оделся, взял старый чемоданчик с вещами, обнял, поцеловал жену Аннушку и маленького сына. Под конвоем вышел на улицу, где уже собрались любопытные соседи. Аня стояла на крыльце и, зажав в одной руке платок, утирала неудержимые слезы, а другой рукой прижимала к себе сына. С горечью в сердце и с мокрыми от слез глазами, провожала она до «воронка» родного человека. Алешка не мог тогда еще знать, на какой срок покидает их отец, но Аня знала точно – не на один год. Николай, перед тем, как запрыгнуть внутрь фургона, обернулся и улыбнулся. Вот таким она запомнила его на долгие годы: добрым, молодым и с прощальной улыбкой на губах.
Прошли годы. В стране к власти пришел Хрущев, народ стал ощущать политическую оттепель. Много людей было реабилитировано после Сталинских репрессий, но были и такие, кого государственная рука продолжала удерживать в лагерях, в их число попал и Николай Борисов.
Алешка рос и с утра до вечера носился с ребятами по улицам, благо из соседних бараков собиралось много мальчишек и девчонок. Ему было невдомек, почему мама, уткнувшись в подушку, часто плачет ночами. Разве подрастающий мальчишка мог понять, почему отца, которого он не помнит, так не любит существующая власть и при удобном случае отрывает от родной семьи и закрывает на долгие годы в лагеря. Но зато мама часто рассказывала, как он воевал на фронте, как его ранило, и Алешка гордился своим отцом, хотя совсем его не помнил. Открывая старенький шифоньер, он бережно трогал висевшие на лацкане пиджака орден «Красной звезды» и медаль «За отвагу». С интересом рассматривал пулю, которой по рассказу мамы, отец был ранен на фронте.
Тянулись в ожидании долгие дни, месяцы, годы. Письма от Николая приходили редко, и Аня с надеждой выглядывала в окно, когда же почтальон пройдет мимо, но увидев в очередной раз, как он мотает головой, тягостно вздыхала, садилась на стул и, прижав руку к глазам, не могла унять слезы.
Алеша, заметив тоскливые и заплаканные глаза матери, подошел и, прижавшись к ее плечу, тихо успокаивал:
– Мам, завтра придет письмо. Вот увидишь, с папкой все хорошо, не переживай, мам.
Аня, обняв сына, успокоилась и, взглянув в его глаза, сказала:
– Да, сынок, как любил шутить наш папка, чернила не успевают высыхать, потому так долго идут до нас письма.
– Мам, а когда мы поедем к нему?
– Как только разрешат свидание. Вот поднакопим денег, дождемся письма и поедем к твоему папке.
Шли дни, она жила от письма до письма. Дождливая, серая осень, менялась зимой, затем приходила долгожданная весна, наполненная душистыми запахами сирени, врывающимися в открытые створки окна.
Сергей Резаков со стороны своего барака часто видел, как Анна, стоя у открытого окна, устремляла тоскливый взгляд, высматривая кого-то на улице. Резак тяжело вздыхал: он знал, кому предназначен этот взгляд, полный любви и отчаяния.
Осознавал Сергей Резаков, что стал вести себя мудрее. Раньше случалось, совершит кражу, спустит быстро денежки и по новой на дело. Жил от одной кражи к другой. А теперь осторожнее заводил знакомства, с кем попало, на дело не шел. Правда, играл в картишки, и когда удавалось снять крупный банк, вот кураж! Мог собрать друзей, подруг и разгуляться по-полной. Соседи тогда догадывались, Резакову в чем-то повезло или его дружок освободился и на радостях они устроили пир на всю Черную улицу.
Весной, когда бараки утопали в вишневом цвету, когда девушки и парни собирались на лавочках под окнами, допоздна звучали песни под гитару или аккордеон. За листвой скрывались молодые парочки, откуда доносились шепот или причмокивания от сладостных поцелуев. Аня с легкой улыбкой порой смотрела, как Резаков чудит, весело балагурит и шутит, пощипывая девушек, привлекает их своими песнями.