Край, куда не дойдёшь, не доедешь
Шрифт:
Гаспар подошел ближе, протянул руку, чтобы погладить пышную гриву, а другой рукой нащупал в кармане рубашки недоуздок. Именно в этот миг пегая лошадь показала, на что она способна. Не выдав своего намерения ни малейшим движением, она, как пущенная из лука стрела, взлетела над кустом можжевельника и, перепрыгнув через него, ускакала в лес той самой тропой, по которой пришел Гаспар.
Мальчик остолбенел, с глупым видом уставясь на дорогу внизу под откосом и на вершины елей, росших еще ниже, на дне оврага. Он слышал стук копыт, приглушенный влажной землей лесной чащи. Вскоре топот замер вдали. Гаспару ничего не оставалось, как вернуться несолоно хлебавши в гостиницу.
Мальчик уже пошел было
Гаспар соскользнул вниз по крутому склону и затаился в высокой траве — до дороги оставалось всего несколько шагов. Лошадь миновала первый поворот, второй... Когда она оказалась совсем близко, Гаспар прыгнул, нога его зацепилась за корень.
В очередной раз (увы, не в последний!) пришлось Гаспару испытать на своей шкуре, что такое невезение. Падая вперед, он на миг увидел небо над бескрайней зеленью леса. Трава немного смягчила падение, но мальчик перекувырнулся через голову, и, как ни цеплялся за траву и корни, пришлось ему все-таки скатиться до самого низа. Мелькнул перед глазами асфальт, небо, снова асфальт... Последний толчок, там, где склон становился отвесным, — и Гаспар вылетел прямо на середину дороги.
Он уже решил было, что разобьется насмерть, ударившись об асфальт, как вдруг ощутил под руками лошадиную гриву. Невероятно: он упал плашмя поперек спины лошади и теперь висел, ухватившись за гриву и зацепившись одной ногой за шею. Ценой немыслимых усилий ему удалось обрести равновесие и усесться — в такой позе Гаспару было бы вполне удобно, умей он ездить верхом.
Лошадь даже ухом не повела под нежданным седоком и бежала по дороге все так же резво. О том, чтобы спрыгнуть на землю, не могло быть и речи, и Гаспар решил терпеливо ждать, пока скакун либо сбросит его, либо остановится. Прошло несколько минут, и у мальчика появилась надежда, что он сумеет приспособиться к этой скачке. Гаспар почти лежал на холке лошади. Ноги его время от времени подбрасывало вверх, и он недоумевал, как это ему еще удается держаться. Но именно потому, что Гаспар сам этого не понимал, в нем рождалась какая-то новая уверенность. Пусть даже через минуту он разобьется об асфальт — все равно здорово, что ему удалось продержаться так долго.
Пегая лошадь летела, как летний ветерок, и, судя по всему, отнюдь не собиралась умерять свой резвый галоп. Миновав последний поворот дороги, она устремилась на просеку и вскоре выбежала к другой дороге, уходившей между высокими стволами куда-то вниз. Затем свернула на широкую тропу, которая вывела ее к заброшенной лесосеке. Другого выхода с лесосеки как будто не было, и лошадь наконец замедлила бег.
Гаспар решил, что дело близится к развязке. Что и говорить, слепой случай, бросивший его на спину лошади, был почти за гранью возможного, но, если вдуматься, чем это отличалось от злоключений его детства? Ничего страшного, он не слишком далеко от Ломенваля, вернется вовремя, и ему не придется пускаться в объяснения. Нет уж, на этот раз люди не будут потешаться над ним, спрашивая, как это он ухитрился оказаться именно в этом месте и в это время. Может быть, ему даже удастся надеть на лошадь недоуздок и отвести ее домой.
Лошадь перешла на рысь и бежала по краю лесосеки. Гаспар ждал, когда она добежит до угла: как только она чуть-чуть замешкается, он спрыгнет. Как он и предвидел, на повороте лошадь секунду помедлила. Гаспар совсем лег на холку, готовясь соскользнуть вниз. Но в тот же миг лошадь сделала великолепный прыжок. Гаспар едва удержался, изо всех сил вцепившись в гриву. Лошадь поскакала напрямик через чащу, не разбирая дороги между высокими стволами, и с этой минуты она мчалась так, что Гаспару казалось, будто он уносится в какой-то иной мир. В стремительном галопе ноги лошади едва касались земли. Только когда на пути попадались ямы или ухабы, она переходила на тряскую рысь, копыта ее при этом выбивали оглушительную дробь, и Гаспар сжимался в комок от страха.
Теперь у мальчика не было ни малейшего желания спрыгнуть: он словно прирос к лошади и не выпустил бы гриву ни за что на свете. Лошадь долго бежала в тени высоких буков, затем проскакала по просеке между двумя рядами дубов; их огромные кроны вздымались к небу, которое вдруг заволокло облаками. За дубами началась густая чаща, потом — редколесье: рябины, увитые жимолостью. Еще дальше — заросли дрока и белые березы. Вскоре лошадь и ее незадачливого седока со всех сторон окружили пихты, копыта бесшумно скользнули на тропу, устланную толстым ковром из игл. Так Гаспар узнал, что на свете есть не один лес, а тысяча разных лесов, и ни один не похож на ломенвальский. Он увидел болотистые подлески, поросшие желтоватой травой, где кивали головками колокольчики, а потом и лес, почти полностью состоявший из сухих тополей без единого листочка. Затем перед мальчиком открылась поляна, пестреющая какими-то красными цветами и голубыми незабудками. Невозможно описать все, что проносилось перед его глазами. Вот лошадь проскакала по камням, между которыми розовел вереск; из-под копыт полетели искры — ив этот-то миг разразилась гроза.
Грозовая туча затянула небо уже на три четверти. Поднялся ветер. На открытой вересковой поляне еще можно было видеть солнце, сияющее на фоне яркой лазури над далеким лесом на горизонте. В его косых лучах тучи казались совершенно черными, но вскоре сотни еще более ярких вспышек разорвали черноту: засверкали молнии. Длинные, раздвоенные, даже тройные сполохи падали огненными стрелами и гасли в зарослях вереска; хлынул проливной дождь.
Лошадь остановилась. Она подняла голову и заржала. На этот раз Гаспар мог бы спрыгнуть, но не сделал этого: еще страшнее было остаться одному под дождем и молниями. Наоборот, он с нежностью сжал шею своего скакуна, и лошадь побежала дальше более спокойной рысью, а гроза между тем бушевала все сильнее.
Еще несколько минут солнце сияло на горизонте; Гаспар смутно различал его сквозь завесу дождя. Потом стало темно, как ночью. Лошадь пересекла вересковую пустошь и бежала теперь среди огромных вязов. Вот сейчас, думал Гаспар, молния расколет какое-нибудь дерево; но случай слеп, и молнии разили мимо. Гаспар почти не обращал внимания на потоки дождя и прилипшую к телу мокрую одежду. Со страхом и восторгом смотрел он на огненные шары, вспыхивающие между стволами. Время от времени с громким хрустом ломались ветки.
Вязы кончились; тропа пошла вверх, и лошадь легко взбежала на пригорок, затем помчалась по длинному гребню холма, поросшему низкими кленами. Лошадь петляла между деревцами. “Куда она меня везет?” — думал Гаспар. И неожиданно спросил вслух: “Куда ты меня везешь?” Лошадь остановилась, тихонько заржала и поскакала дальше. Гроза понемногу стихала. Струи дождя стали реже, и вдруг перед Гаспаром открылась — нет, не небесная синева, а бездна. Огромный овраг разверзся почти под ногами лошади; головокружительно глубокий, он круто спускался к берегам большой реки.