Край Земли. Книга первая
Шрифт:
Гонец, недолго думая, полез на берёзу.
– Озеро видишь? – крикнул снизу Степа.
– Заберусь повыше и посмотрю, – отозвался гонец, карабкаясь на самую высокую ветвь.
Ветка под ерёминой тяжестью стала угрожающе качаться. Чем больше Ерёма подпрыгивал, тем сильнеё она раскачивалась.
– Ой, Стёпушка, кабы не свалиться мне отсель. Шлёпнусь на сыру землю, и не станет Ерёмы, гонца царского. Разнесут мои белы косточки чёрны вороны по всему белу свету, – запричитал Ерёма.
В этот момент ветвь выпрямилась и подкинула гонца
– Во, как кувыркнулся! – восхитился пёс, с завистью следя за полетом гонца.
Когда тот скрылся за облаками, Степа воскликнул:
– Все сбежали, меня бросили! – и от огорчения тявкнув, заметался по полянке. Рядом с псом свалился лапоть. Степа припал к нему и жалобно заскулил:
– Где ты сгинул – пропал, друг мой верный Ерёмушка? Один токмо лапоточек и остался…
Обнюхав со всех сторон лапоть, задумчиво поглядел в небо:
– Ерёмки не видать, а лапоть-то скороход туточки. Ежели я его надену, то буду псом-скороходом! Тогда заместо Ерёмы героизмом прославлюсь. Он пусть в вышине парит, аки птица небесная.
Недолго думая, Степан всеми четырьмя лапами влез в обувку.
– Хм, как же мне в нем бежать? А шнурки куда деть? – и он дернул шнурок.
Лапоть оторвался от земли и понесся между деревьев.
– Эх, залетные! Э-ге-гей! – ликующе завопил Степан.
Лапти-скороходы несли его меж деревьев. То они взмывали вверх, то резко опускались до земли, пугая мелких зверюшек. Ветер бил по глазам пса, мешая различать дорогу, шерсть раскосматилась. Березы и рябины будто дразнились, цепляли Стёпку ветками. Шкодливые белки бежали следом и хихикали, задирая пса. Он не выдержал и, выпустив шнурок из пасти, тявкнул:
– Вот поймаю вас, озорницы, хвосты-то ваши распушу!
Лапоть, потеряв управление, врезался в ёлку. Стёпка свалился на землю, раздался треск, и он провалился невесть куда. В нос ударил удушливый запах мокрой шерсти и прелой земли. Раздалось недовольное ворчание. Увесистая лапа отвесила тумак Степке. Пёс, перекувыркнувшись, упал на спину, но быстро вскочил на ноги и звонко залаял, стараясь напугать недоброжелателя.
– Цыц, пустобрёх! – забранился незнакомец. – Расшумелся, аки кикимора болотная!
– Да кто ты таков, чтобы браниться? – пришёл в негодование Стёпка, затем потянул носом. – Хотя погодь, медведем пахнет. Уж часом не косолапый ли ты?
– Признал, – довольный медведь почесал бок о корень, торчащий в углу берлоги. – Я барин лесной.
– Вот те на! Барин! – с насмешкой отозвался пёс. – Отчего это ты, барин, по тёмным углам в белый день прячешься?
– Так страшно. В лесу смурные дела творятся.
– Уж не о Князе Тьмы и Тлена говоришь?
– Цыц! – испугался медведь. – Шумишь много.
– Да видали мы его! Тьма тьмой и ничего более, – раздухарился Степан.
– Эта темнотища мне лапу отхватила, – проворчал медведь. – Будто ножом – чик и нету.
Стёпка с недоверием посмотрел на косолапого:
– Как так?
– Засиделся я в малиннике до вечера, – голос у медведя задрожал. – Глухой мрак вполз в лес, как сетью опутал. Стелется по лесу, стелется. Враз хохот раздался чёрный недобрый. Страшно мне стало, до того страшно, что душа моя вздрогнула и затрепетала. Трепещет так, что чуть болезнь медвежья со мной не приключилась. Но сдюжил. А хохот напирает, давит. Мрак наплывает тучей зловещей. Чую, то погибель моя скалит зубы, кровь мою горячую леденит. А я, аки камень, шевельнуться не могу. Темень ближе и ближе подползает. Ещё чуть-чуть и сожрет меня, хохотом раздавит.
– Ты этого того, медведище, брось слова напутывать. Скажи по-простому, пострадалец ты от мрака али нет? – в нетерпении прервал медвежье повествование пёс.
Мишка, будто и не слыша Стёпку, продолжил:
– Прокопыч, хозяин наш лесной, век ему буду благодарен, откуда ни возьмись, явился, пришёл на подмогу. Вынес меня из лютой темени, аки чудо-богатырь. Токмо лапу заднюю мрак зацепил. Так на трех ногах с нашим лесным хозяином я и доковылял в его гостеприимное пристанище. Там уж Прокопыч новую деревянную ногу смастерил мне. Теперича я медведь – липовая нога. При ходьбе, знамо дело, поскрипывает, зато блохи в ней не заводятся. Так что жить можно.
– Досталось тебе Князя Мрака, – пожалел медведя Степан.
– Тише, тише! Не накличь беду! Не произноси его имя!
– Чего это? Труса что ль празднуешь?
– Труса – не труса, но я из берлоги не выйду, пока в лес покой не вернется.
– Вот что, барин ты липовый, – нахмурился Стёпа. – Вестимо, можешь в берлоге своей колотиться страхом и ногой скрипеть. Но пока Князя Мрака мы из леса не выгоним, не видать покоя никому. Ладно, косолапый, ты блох корми, а я пойду подвиг совершать! Заждались меня героические дела, пока я с тобой тут тары-бары развожу.
Пёс полез наружу из берлоги.
– Погодь, погодь! Ишь, торопыга какой! Чего мне блох кормить, да от света дневного прятаться? Согласен, попраздновал я труса, но я всё же барин лесной! Как вы без меня обойдетесь? Да и Прокопычу подмогу надо оказать!
И мишка потрусил следом за Стёпкой.
Глава VI
Ерёма стремительно взмыл вверх. Ветер лохматил рыжие кудри. Рубаха надулась парусом, отчего гонца перевернуло несколько, и он влетел в облако, зависнув вниз головой.
– Куда нелегкая меня занесла? – пролепетал он, боязливо оглядываясь. – Батюшки-светы, всё перекувыркой: земля вверху, небеса внизу. Напутал Леший свои чародейства по старости лет, да и опрокинул Зачарованный лес. А я вбрякнулся, аки муха в мёд.
Он отчаянно принялся вырываться, пытаясь освободиться. Нога выскочила из плена, с неё слетел лапоть и, подхваченный озороватым ветерком, полетел на землю. Гонец, болтаясь на одной ноге, проводил его тоскливым взглядом:
– В этом лапте мог я быть…