Крайне аппетитный шотландец
Шрифт:
Светлые занавески задернуты, а кровать застелена серовато-белым одеялом, которое, кажется, недавно заправили. На прикроватной тумбочке стоит полстакана воды, в розетку на стене воткнуто зарядное устройство для телефона, а на полу валяется пара розовых носков. В комнате чисто, как и в остальной части домика, и это место не кажется заброшенным.
— Кто-то спал в этой кровати, — говорю я и, поддразнивая, проверяю мягкость матраса, падая на него. Не знаю почему, но ее расслабленное состояние, кажется, улетучивается. Ее плечи напрягаются,
— Я...я полагаю, ты сейчас пытался хищно ухмыльнуться? — говорит она, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. И это лучше, чем побег.
— Видишь это? — я сверкаю своей лучшей трусикосносящей улыбкой, постучав указательным пальцем по передним зубам. — Это, чтобы лучше полакомиться тобой.
— Я думаю, ты имеешь в виду, больше, что...чтобы — она резко замолкает, возможно, только что сообразив, что именно я сказал.
— Чтобы полакомиться тобой. — Я откидываюсь назад, оперевшись на локти, и похлопываю по матрасу рядом с собой. — Так почему бы тебе не стать хорошей девочкой и не запрыгнуть сюда, и устроиться на моем лице.
— Сл...слишком самоуверенный? — краснеет она, глядя куда угодно, только не на меня, и по какой-то причине я чувствую, словно получил подарок. Больше, чем просто девушку в обтягивающей футболке и ярко-голубых резиновых сапогах. К тому же, она не девушка, а женщина. С секретами и тайнами, которые пришло время раскрыть. Знает ли она, что ей нравится? Выяснила ли она это уже?
— И тебе это нравится. — Им всем это в тайне нравится, в спальне, по крайней мере. Я снова сажусь, когда становится ясно, что она не собирается набрасываться на меня. — Не стесняйся. Иди сюда.
Ее ноги прижимаются к нижней части матраса, когда она подходит ближе, словно принимает мои слова как вызов.
— Просто в темноте все по-другому, — бормочет она практически себе под нос. — Чувствую себя в большей безопасности.
— "О звезды, не глядите в душу мне, такие вожделенья там на дне!"
— Ты тоже предпочитаешь темноту?
— Я цитировал Шекспира, — говорю я, улыбаясь этому идиотизму. — Я тебя впечатлил? — ее ответная улыбка полна облегчения. Я беру ее за руку и тяну между своих расставленных ног. — Я не против темноты. И даже если мои желания неприличны, стыд мне неведом.
— Бесстыдник, — повторяет она и зарывается пальцами в мои волосы. Она едва заметно касается моего затылка, заставляя меня подавить дрожь. — Я хотела бы испытать это.
В ответ я скольжу руками под ее футболку, сдвигая ее вверх. На мгновение она перестает дышать, и ее руки все еще в моих волосах, прежде чем она поднимает их, позволяя мне стянуть с нее футболку полностью. Бросив ее на пол, я опускаю руки на ее талию, поглаживая большими пальцами ее нежную кожу.
— Тогда ты вот-вот кончишь с правильным мужчиной. Я представляю себе всевозможные бесстыдства прямо сейчас. Безнравственные, развратные
— Не могу не заметить, в каком направлении движутся твои...мысли.
Мой взгляд устремляется вверх, к ее лицу
— К твоим буферам? Да, ну, что тут скажешь? — я опускаю глаза к обсуждаемой области. — Отчасти, они являются причиной. У тебя потрясающие сиськи, Фин. — Скромного размера, хотя достаточно большие, чтобы вызвать у меня желание попробовать их. Интересно, какого цвета у нее соски? Тогда в темноте трудно было сказать, и сейчас мне остается только гадать. Я тянусь вверх, стараясь заглянуть под атласный лифчик почти такого же цвета, как и ее кремовая кожа, затем быстро скольжу руками по ее спине, расстегивая застежку.
Она перестает дышать.
— Мать твою, да! Розовые. — Я сижу и как дурак смотрю, как она опускает руки, позволяя лямкам лифчика соскользнуть вниз. Я не отвожу взгляд в течение долгого напряженного мгновения, она прерывисто дышит, отчего ее грудь поднимается и опускается, привлекая мое внимание.
— Ты чертовски красивая. — Я обхватываю ее ладонями под грудью и тянусь приласкать розовые соски. Она пахнет чем-то нежным и женственным, каким-то цветочным ароматом? А ее соски словно спелые ягоды, которые так и просятся к тебе в рот.
А я известен своей несдержанностью.
Мое сердце бешено бьется, когда я наклоняюсь и прикасаюсь к ней языком и губами, втягивая тугой бугорок в рот и заставляя ее ахнуть и прижаться ко мне. Отстранившись, я решаю проверить свою теорию с той ночи о том, что ей нравится легкая грубость, и не так уж и нежно прикусываю ее сосок.
Мать честная! Лучшая реакция. Она выгибает спину и открывает рот в немой мольбе, вонзая ногти в мои плечи, что заставляет меня прошипеть проклятье.
— Прости, — шепчет она.
К черту это.
— Сделай это снова, — говорю я у ее соска, дуя на твердую вершинку. — Так сильно, как пожелаешь.
Я очень занят, делая то, что должен делать любой мужчина, учитывая предоставленную возможность. А именно, посасываю и покусываю ее грудь, желая при этом иметь два рта.
— Прикоснись ко мне.
Я замираю на месте от ее тихого требования, ее слова посылают дрожь предвкушения от затылка вниз по позвоночнику. Ей не надо просить дважды; моя рука оказывается в ее трусиках до того, как она делает следующих вдох.
Я провожу пальцем между ее складочек, ее кожа нежная и гладкая.
— Боже, ты словно шелк. Хочу облизать каждую часть тебя. Вылизать без остатка. — Последние слова выходят как рычание, и когда я скольжу пальцем внутрь, она издает самый потрясающий звук, что-то между стоном и всхлипом; напряженный, полный желания звук. — Тебе ведь нравится, как это звучит? Ты бы хотела, чтобы я трахнул тебя языком? Правда?
— Рори, — вздыхает она, прижимаясь лбом к моему лбу. Ее дыхание ласкает и согревает мое лицо, когда она произносит, — Как бы мне не нравился твой развратный рот, пожалуйста, перестань болтать и трахни меня уже.