Крайне аппетитный шотландец

Алам Донна

Несмотря на мою просьбу подать чайницу, я чувствую, что он не сдвинулся с места. И хотя это мужчина определенно был создан, чтобы им любовались, я заставляю себя не оборачиваться. Вместо этого, я наливаю в чайник воду и достаю пару обшарпанных, покрытых трещинами кружек. Дело не в том, что я не хочу его видеть. Вовсе нет, потому что на него очень приятно смотреть. На самом деле, мне было бы интересно снова увидеть его голым, может на этот раз даже при свете дня.

Нет — нет тебе не интересно, нараспев произношу я про себя. Этого

не произойдет.

Но я не могу перестать думать, что если я напридумывала себе про нашу прошлую ночь больше, чем было на самом деле? И про него тоже. Что если между смятением, вызванным теми ужасными фотографиями и осознанием того, что я снова могу переспать с Рори спустя столько лет после первого раза, мой разум приукрасил наш совместный вечер. Страсть — это не то, с чем я близко знакома; возможно я так сильно жаждала внимания, что на самом деле тот вечер был не столь примечательным, как отдельные эпизоды, которые я вспоминаю. Может быть мышцы его пресса совсем не рельефные, а его татуировка не такая уж яркая или поразительная. И, может, мой рот в действительности не жаждет его языка.

Так что, я не поворачиваюсь не потому, что вид не привлекательный. Дело больше в том, что я не доверяю себе, что не захочу узнать о нем больше.

Это чудовищно удерживать свой взгляд от такой магнетической привлекательности. Я подавляю эту мысль, задаваясь вопросом, одна ли я чувствую сексуальное напряжение между нами, но, когда бросаю взгляд через плечо, волоски на моих руках встают дыбом.

Прислонившись своей задницей к столу и вытянув вперед свои длинные ноги, он выглядит абсолютно спокойным. Образ полнейшей невозмутимости. Возможно он не сдвигается, а может и не сделает свой ход, но, судя по взгляду, у него определенно что-то на уме.

— Чай, — повторяю я, на этот раз глядя ему прямо в глаза. Слово звучит больше как требование.

— Ты тут приказы отдаешь, крошка?

Я закрываю глаза, тон его голоса окатывает меня, и я хватаюсь за деревянную окантовку кафельной столешницы. Это было звуковое воспоминание, или он действительно говорил?

— Мы оба знаем, насколько громкой ты можешь быть.

Господи боже, от его низкого рокочущего голоса мои трусики становятся мокрыми. Как может что-то настолько агрессивное — такое дерзкое — звучать так сексуально?

— В жестяной банке позади тебя. — Немногословно, хотя я не пытаюсь быть резкой. Просто последние несколько дней были тяжелыми, и я не думаю, что смогу понять свои чувства. Неужели я проецирую свое сильное желание на него?

— Мы оба знаем, что чай меня не интересует.

Чайник начинает кипеть, пар окутывает стену, прежде чем испариться в воздухе. И внезапно Рори оказывается позади меня и своим длинным пальцем поворачивает ручку, выключая конфорку. Его руки опираются о столешницу по обеим сторонам от моих бедер.

— Мы вроде как должны

работать. — Шепчу я ненужные слова чайнику, мою кожу покалывает от близости Рори. — М-мы действительно не должны. Мы даже не знаем друг друга.

— Ты спрашиваешь или утверждаешь? Звучит не очень убедительно, Фин. — Я чувствую, что краснею, отчасти из-за своего имени (будучи пойманной на лжи), но в основном из-за его горячего дыхания, обжигающего обнаженную кожу моей шеи.

— Думаю, то, что между нами — это не просто одна ночь.

Шок этого откровения дает мне физический толчок, и в голове проносится куча воспоминаний о той самой первой ночи с ним. Неужели он вспомнил ту ночь, когда мы были моложе? Когда это произошло? Пока мой разум пробегается по тем мгновениям, которые мы провели вместе, до меня доходит, что на самом деле я услышала. Он не знает. Не помнит тот летний вечер.

— Или, может, ты хорошо умеешь врать сама себе. — Его голос тихий и задумчивый. Он касается моего плеча, потянувшись, чтобы намотать прядь моих волос на свои пальцы. — Интересно, о чем еще ты врешь? — у меня душа в пятки уходит, и я еще крепче цепляюсь за обшарпанную окантовку. — Я знаю, что, по крайней мере, твоя реакция была настоящей. Некоторые вещи просто невозможно симулировать.

— Это твои профессиональные наблюдения? — слова звучат невозмутимо, намного спокойнее, чем я себя чувствую.

— Если под профессиональными ты имеешь в виду опытные. — Высвобождая пальцы из мои волос, он слегка проводит их тыльной стороной вниз по моей руке.

— Например, я знаю, что ты дрожишь от желания. Знаю, что прямо сейчас твоя киска мокрая и жаждущая.

— Я...если прикоснешься ко мне, я закричу. — Мои слова больше похожи на тихое приглашение, голос хриплый и сексуальный, как будто мой мозг отключился от голосовых связок.

— Ох, крошка. — Его смех тихий и почти предупреждающий; низкий, хриплый звук, заставляющий сжиматься мои бедра. — Я это знаю.

Я хочу быть сильной — отстраниться. Сказать ему, что он высокомерный, слишком самоуверенный и очень ошибается.

Но не могу. Не могу себя заставить это сделать.

И на самом деле мне не хочется снова врать.

— Ты говоришь, что мы друг друга не знаем. Но в действительности ты думаешь, что мы слишком хорошо знаем друг друга.

Я дрожу, потому что помню ощущения, которые он вызывал во мне; легкие прикосновения его пальцев, и то, как он ощущался во мне. И это — так я хочу познать его снова.

— Но обещаю, — продолжает он, — к концу сегодняшнего дня мы узнаем друг друга намного лучше. — Он крепко сжимает мое бедро и нежно поворачивает мое лицо к себе, касаясь губами моих губ; всего лишь один нежный поцелуй. Нежный, но совсем не робкий.

— А теперь ты думаешь, — серые глаза пристально смотрят на меня, жар его слов, произнесенных шепотом напротив моих губ, как воздушные поцелуи, вызывает у меня страстное желание поцеловать его. — Заткнись, Рори, и заставь меня кричать.

— Ты слишком высокого о себе мнения.