Крайняя мера
Шрифт:
Он подошел к Джейн, нежно обнял ее за талию и посмотрел в глаза.
— Сегодня утром я встречусь со своими адвокатами. — Огромное наследство, полученное Генри от отца, насчитывало тысячи акров земли и большое количество недвижимости, в результате чего приходилось постоянно заниматься вопросами аренды и арендной платы. Как только Грэшем появлялся в Лондоне, к нему сразу же прибегал адвокат с грудой документов, которые требовалось подписать. — После встречи с адвокатами я наведаюсь вечером к Молл Катперс. Эта женщина знает все на свете. А завтра мы отправляемся к королю.
Джейн радостно вскрикнула и захлопала в ладоши.
— Стыдись, девочка, разве можно терять голову из-за перспективы провести вечер в компании высокородных пьяниц и шлюх, жрущих за счет народа?
— Но, сэр, я так мало общаюсь с людьми и веду размеренную и респектабельную жизнь. Как может бедная девушка устоять перед пороком пьянства, гордыни, зависти, обжорства и сластолюбия, а также множества других страшных грехов, если она не научится их вовремя распознавать? А ведь речь идет не о простом грехе, а о королевском. Как верноподданная его величества, считаю своим долгом его засвидетельствовать! Куда мы идем, и что его величество изволит праздновать?
— Его величество празднует все, в честь чего можно напиться, — проворчал Манион и сделал большой глоток из своей кружки.
В отсутствие Грэшема Джейн прекрасно обходилась без светской жизни. Стоило захотеть, и все прелести этой жизни были бы к ее услугам. В Лондоне времен короля Якова I деньги и слава значили гораздо больше моральных принципов, и «племянница» загадочного Генри Грэшема стала бы лакомой приманкой для любой хозяйки знатного дома и желанной добычей для любого мужчины в городе. Джейн не привлекали соблазны, но это не означало, что она откажется воспользоваться благоприятной возможностью, если таковая подвернется.
— Раз в кои-то веки его величество демонстрирует чудеса бережливости и хочет убить одним выстрелом двух зайцев. Представление «Масок» рассчитано на то, чтобы принять посла императора, принца Георга-Людовика, и попрощаться с испанским послом, — торжественно объявил Грэшем.
Манион подхватил забытую служанкой корочку и принялся ее жевать оставшимися во рту зубами.
— Говорят, благородный принц тащит за собой многочисленную свиту. — Слово «принц» Манион произнес с особым отвращением.
— Его сопровождают три графа, один барон, двадцать четыре дворянина, двенадцать мушкетеров и сотня слуг, — с готовностью встряла Джейн. — Об этом говорят в Сент-Поле, — авторитетно заверила она.
— Свиньи, жрущие из корыта! — воскликнул Манион, запихивая в щербатый рот остатки трапезы и выплевывая подгорелую шкурку от бекона.
Кусочек пищи застрял у него между оставшихся в наличии зубов, и Манион пытался его извлечь, проявляя настойчивость, достойную золотоискателя, напавшего на след золотоносной жилы. Грэшем не мог сдержать отвращения и отвернулся.
— Король Яков будет расстроен, что придется прервать охоту, которую ему порекомендовали медики для укрепления здоровья. Об этом он заявил на заседании Тайного совета. В конце концов, его здоровье — это здоровье всей нации. Король потребовал, чтобы с его согбенной в трудах спины временно сняли бремя государственных дел. Должно быть, Сесил потирает от радости руки, ведь теперь, в отсутствие короля, он может встревать во все дела правительства. Тем не менее испанцы истратили при дворе столько денег на подкупы, что король просто обязан прервать охоту и присутствовать при отъезде посла, который, вероятно, повергнет в траур весь двор.
— Какое там будет представление? — поинтересовалась Джейн.
— Представление разыграют несколько жирных олдерменов вместе со своими еще более упитанными женами. Они подвергают большому риску свое драгоценное здоровье, сгибаясь под непосильным грузом драгоценностей, напяленных в честь приема. Члены палаты лордов и палаты общин устроят между собой соревнования за право приблизиться к августейшему заду. — Грэшем сел на любимого конька. Глупо улыбаясь, он семенил по комнате и раскланивался перед дверьми и стенами. — Победитель получит пенсион, высокий титул и право сделать первый выстрел в Сесила, графа Солсбери, а проигравшему придется попотеть, чтобы заставить ее величество королеву Анну изречь нечто умное, но он может предпочесть казнь через повешение или четвертование, по крайней мере тогда смерть наступит сравнительно быстро.
— Милорд, не следует так говорить о короле и королеве! — воскликнула Джейн с неподдельным возмущением. Во время визитов во дворец она напускала на себя холодный и загадочный вид, но потом, по возвращении домой, часами болтала о том, какая на ком одежда и кто с кем разговаривал. Генри однажды упрекнул ее в пристрастии ко всему, что связано с монаршими особами, и упомянул довольно неприглядные качества короля Якова I. — Возможно, вы правы, милорд, — с чопорным видом проговорила она, — никто не сомневается в божественном происхождении королевского сана, но нельзя забывать, что на нашей грешной земле его носителями являются обычные люди.
Заметив во взгляде девушки нетерпеливый блеск, Грэшем сменил гнев на милость. По крайней мере она никогда не бывает равнодушной и отчужденной и не страдает гордыней, чего Генри решительно не выносил.
— Мне сообщили, что его величество приказал вашим добрым друзьям, Бену Джонсону и Иниго Джонсу, заняться постановкой «Масок», в которой добродетели Вера, Надежда и Милосердие поприветствуют принца Людовика и попрощаются с испанским послом. Мы туда пойдем, так как сэр Фрэнсис Бэкон будет в числе почетных гостей и произнесет приветственную речь от палаты общин. Разумеется, прием состоится в Уайтхолле. Помнится, вы говорили, что собираетесь приступить к чтению толстенной книги проповедей… да и гофмейстер королевского двора намекнул, что мне следует прийти одному.
— Сэр! — разочарованно воскликнула Джейн, но, увидев в глазах Грэшема озорные огоньки, поняла, что он просто хочет ее подразнить.
Грэшем подкупил секретаря Бэкона и получил точные сведения о мероприятиях, в которых должен участвовать его господин. Потом он переговорил с постельничим, и очень скоро приглашение на прием оказалось у него в руках. Обращаться с просьбой к Сесилу не пришлось, и Генри испытывал по этому поводу мрачное удовлетворение. Будучи одним из самых крупных землевладельцев и покровителем главного колледжа в Кембриджском университете, а также преданным слугой короны в течение многих лет, Грэшем в протекции подобного рода не нуждался.