Крайняя мера
Шрифт:
— Мордаунт! — с издевкой в голосе воскликнул он. — Да я не доверю ему тайну за все сокровища мира! Именно из-за таких людей мы не можем открыто говорить о своих намерениях, потому что они тут же нас погубят. Уж лучше самим пойти к королю и рассказать всю правду…
— Но молодой граф Арундельский! — перебил его Трэшем. — Убивая таких, как он, мы убиваем свою надежду на будущее!
— Так найди способ помешать ему прийти на заседание парламента. Неужели не отыщется человек, который легко ранит графа Арундельского, и тому придется неделю или две полежать в постели?
Заговорщики принялись обсуждать наболевшие вопросы, и Кейтсби некоторое время им не мешал.
— Хватит! — твердо заявил он после пятнадцати минут безрезультатных споров. — Я лично предупредил Монтегю. —
Над столом повисло тягостное молчание.
— Это не какая-то мышиная возня, — продолжил Кейтсби тихим голосом, в котором зазвучал металл. — Речь идет о битве за душу Англии. Разве не принял смерть Христос, чтобы искупить наши грехи? А ведь сам он был безгрешен. И разве его мать и отец не оплакивали смерть сына? Иногда, чтобы выиграть сражение, невинные должны погибнуть вместе с грешниками.
Заговорщики решили встретиться еще раз 23 октября в трактире «Ирландец», а на следующий день была назначена более важная встреча в таверне «Митра» на Брэд-стрит, между Чипсайдом и Темзой. Но заговорщиков туда не пригласили. Кейтсби с бодрой улыбкой сообщил своей дьявольской компании, что встречается с послами к эрцгерцогам. Роберт распустил слух, что вместе с Чарльзом Перси, братом Томаса Перси, формирует отряд, который отправится сражаться в Европу. Это делалось, чтобы пустить по ложному следу шпионов, буде таковые присутствуют в трактирах и тавернах, где встречаются заговорщики, и чтобы успокоить Анну Во и отца Гарнета. На самом деле эта поездка служила прикрытием для закупки очередной партии оружия и лошадей.
Трэшем подумал, что с Брэд-стрит открывается прекрасный вид на Тауэр и Белую башню с новенькими куполами, похожими на перечницы, а также на собор Святого Павла, стоявший по-прежнему без шпиля, в который ударила молния еще во время царствования Елизаветы. Тауэр и собор Святого Павла являлись главными местами проведения казней. При этой мысли у Трэшема противно засосало под ложечкой. Неужели еще до 5 ноября в одном из этих мест соберется толпа зевак, чтобы полюбоваться, как его выпотрошат живьем?
Нет, это безумие надо остановить любыми средствами.
Глава 9
Горняки, худые и жилистые мужчины со стальными мускулами, работали быстро и молча, не обращая внимания на слой грязи, покрывающий их тела. Никто не должен заподозрить, что происходит под землей. Разместить горняков не составило труда. Все ставни плотно закрыли, и единственным источником света осталась одинокая свеча. Еду и питье привозили после полуночи, а потом те же люди вывозили на тележке отходы и мусор и сбрасывали в реку, где их сносило течением. Горняков предварительно проинструктировали и так загрузили тяжелой работой, что им с первых же минут стало не до любопытства, и вооруженным охранникам, которые следили, чтобы рабочие не глазели по сторонам, было просто нечего делать.
— Тихо! — хриплым шепотом скомандовал надсмотрщик, и рабочие застыли словно вкопанные, а те, кто еще оставался в туннеле, испуганно забились вглубь.
Стук копыт и грохот повозки, доносившиеся с улицы, затихли, затем возница что-то крикнул, и повозка покатилась дальше. Раздался всеобщий вздох облегчения, и остальные рабочие поднялись наверх через проделанный в полу люк. Пот с грязных тел ручьями стекал на посыпанный свежим песком пол.
В туннеле мужчины работали обнаженными, но некоторые соорудили мешочки из грубой ткани, чтобы защитить гениталии, и повязали головы косынками. По меркам горняков, работа не была трудной, главную выработку уже сделали, но открывшийся под землей вид напоминал картину преисподней. Тусклые отблески желтого света падали на потные обнаженные тела с темными пятнами въевшейся грязи, а затхлый воздух пропитался запахами пота, мочи и разложения. На шероховатых стенах туннеля тени землекопов, врубающихся в каменную породу, выплясывали причудливый танец сказочных чудовищ, которые обрушивают неравномерные удары на землю, стремясь наказать ее за непокорность. Скоро работа будет закончена, и разбогатевшие, но не набравшиеся мудрости горняки разъедутся по домам.
А наверху жизнь Лондона шла своим чередом. Банкиры и ростовщики, низко кланяясь, радушно распахивали двери своих богатых домов на Голдсмитс-роу, а всего в нескольких ярдах от них ютились позабытые Богом и людьми лачуги, кишащие крысами, где в каждой комнатушке влачили жалкое существование по восемь или десять человек. Богатые владельцы магазинов вели разодетых жен к скамьям у собора Святого Павла, чтобы послушать проповедь и посмотреть на членов Тайного совета и жен знаменитых пэров, которые займут почетные места в северной галерее собора. А в это время люди с голодными глазами поджидали зазевавшихся матросов или деревенских жителей, пришедших полюбоваться великолепным собором. Они знали, что одного неловкого движения при попытке украсть кошелек вполне достаточно, чтобы оказаться на виселице, которая находилась рядом с храмом Божьим. В этом величайшем городе мира Господь хозяйничал весьма своеобразно. Какого-нибудь несчастного могли выпороть и, привязав к телеге, проволочить по улицам зато, что он отрицает Бога, тогда как толпы ростовщиков, безбожно наживающихся на людском горе, заполняли все проходы в самом большом лондонском соборе. Ярко раскрашенные двух- и четырехвесельные лодки стояли у берега, где шла оживленная торговля, а когда в театрах приближался час дневных представлений, устремлялись по реке в Саутуорк.
В одной из таких лодок на плюшевой подушке сидела юная девушка в придворном платье и, опустив руку в воду, перебирала ее пальцами. Неподалеку плавали лебеди. Девушку предупреждали, что этого делать нельзя, но вода манила прохладой, и она поддалась соблазну. Потом, наблюдая за приближающейся пристанью и изумленно разглядывая роскошные суда, она машинально облизала руку и через семь дней умерла от холеры, измученная бесконечными кровопусканиями, которым ее подвергли врачи, еще больше истощая худенькое полудетское тело. Что ж, таков Лондон. А в это время Гарри Хотспер [6] провозглашает со сцены:
6
Гарри Хотспер — персонаж пьесы У. Шекспира «Король Генрих IV».
По окончании спектакля многие зрители, наслаждавшиеся поэзией Шекспира, оставались, чтобы посмотреть, как одичавшие собаки разрывают на куски привязанного к столбу медведя, и не жалели денег на это зрелище.
— Больше всех меня беспокоит Монтигл, — заявил Грэшем.
— Почему именно он? — поинтересовалась Джейн. Они исписали множество страниц, собирая сведения о пэрах-католиках.
— Думаю, он готов служить и нашим, и вашим, — ответил Генри. — Из всех, кого мы знаем, именно он скорее всего примет участие в таком грязном деле. Все члены его семьи ревностные католики, а Говарды и Стэнли являются его родней по материнской линии. Монтигл сражался на стороне Эссекса в Ирландии и даже организовал безумную авантюру по его спасению и оказался среди осажденных бунтовщиков в доме Эссекса. Но ему каким-то образом удалось получить прощение. Том Уинтер служит у Монтигла секретарем, а сам он женат на сестре Трэшема Элизабет. За прошедший год он наверняка успел встретиться со всеми, кто сочувствует католикам. — Грэшем стал перебирать листки, где записывались сведения, принесенные шпионами и осведомителями. — Кроме того, они с Кейтсби закадычные друзья, и Монтигл во всеуслышание заявляет, что с уходом Кейтсби его жизнь погружается во мрак. О Господи! Услышь я подобные слова в свой адрес, меня бы вырвало от отвращения.