Крайняя мера
Шрифт:
Трэшем все еще верил, что может помешать заговору, и в этом случае двери Раштона снова будут открыты. Он надеялся, что грядущая смерть католиков-дворян станет главным аргументом для отсрочки заговора. Конечно, такой довод не подействует на Кейтсби, но он может убедить других. Фрэнсис все обсудил со своим ангелом-хранителем в черных одеждах, который совершенно не похож на подвыпившего шотландца Александра Селкирка, сопровождавшего Бена Джонсона во время ужина в «Ирландце». Фрэнсис до сих пор не мог поверить, что это одно и то же лицо. Мнимый Селкирк, внимательно выслушав Трэшема, не стал возражать против его доводов и только пристально посмотрел Фрэнсису в глаза.
— Ты должен сделать все, что сможешь, и лучше тебе не знать о другом плане, который расстроит заговор, до его осуществления. Тем приятнее будет сюрприз, когда все удачно завершится. И что бы ни случилось, не отступай от правды.
Трэшем долго думал над словами человека в черном, не понимая их смысла, а потом попросил разрешения съездить на север и привезти в Лондон семью.
— Зачем тебе это надо? — поинтересовался человек в черном.
— Как бы ни обернулись события, я на некоторое время покину Англию. Нужно привести в порядок все дела, собрать деньги и объединить семью, чтобы во время моего отсутствия они могли поддержать друг друга. Следует также учесть и вероятность моего ареста.
— Почему?
— Достаточно одного неосторожного слова самих заговорщиков, и их тут же выдадут. — Трэшем словно повторял мысли Генри. — Я окажусь в числе подозреваемых и в случае ареста стану утверждать, что пытался помешать заговору — а это чистая правда! — и оставался с Кейтсби, только чтобы расстроить его дикий план. Если я перевезу семью в Лондон, это подтвердит мою невиновность, ведь тот, кто боится огня, не сядет рядом с очагом.
— Верно, — согласился Грэшем, — но тот, кто хочет его разжечь, наверняка сядет.
Грэшем удивился оптимизму, который испытывал Фрэнсис по поводу своей дальнейшей судьбы в случае, если заговор будет раскрыт. Что ж, надежда умирает только вместе с человеком, и делу это не вредит.
— Человек менее дальновидный и рассудительный бросил бы на твоем месте дом, вывез все добро и вернулся в Лондон, чтобы потом тихо скрыться, прежде чем поймут, что происходит.
Неужели незнакомец в черном одеянии умеет читать чужие мысли? В голове Трэшема зрел именно такой план.
— Разумный человек не станет всерьез рассматривать такие перспективы по двум причинам: во-первых, сбежавший продолжает жить, а значит, его можно найти, и, во-вторых, за тобой постоянно следят. Эта работа поручена настоящим профессионалам, которые таким образом зарабатывают себе на жизнь и могут как убить, так и отыскать тебя в любом месте. Мы вместе решим, когда ты уедешь из Англии. Пусть это будет наш собственный маленький заговор.
После этого разговора Трэшем сломя голову помчался в Раштон. В доме все стояло вверх дном. Когда снимали портьеры и дорогие ковры, поднялась пыль, осевшая на одежде и постельном белье, которое пришлось трясти, прежде чем упаковывать в многочисленные сундуки, загромоздившие прихожую и лестницы. Весь дом пропитался дымом от горевших каминов, так как двери постоянно открывались и закрывались, когда выносили вещи, чтобы погрузить их на телеги, стоявшие возле дома.
Трэшему предстояло выдержать гнев и непонимание жены, матери и сестер, но самым главным были семейные документы, которые долгие годы собирал и бережно хранил его отец. Фрэнсис позаботился, чтобы их надежно запаковали и спрятали подальше от глаз недоброжелателей. Все эти сборы сильно напоминали похороны.
Закончив все дела, Трэшем направился в Уайт-Уэбз, в дом Анны Во в Энфилд-Чезе. Он знал, что там будут отец Гарнет вместе с Кейтсби, Фоксом и Томом Уинтером. Кейтсби уверял, что Анна ничего не знает о заговоре, но Фрэнсиса не покидало чувство беспокойства. Уайт-Уэбз стал главным местом встречи заговорщиков. Дом находится недалеко от Лондона, и в нем полно тайных убежищ для священников. Трэшему не верилось, что Анна Во одобрит массовое кровопролитие в парламенте, но он сомневался по поводу ее неосведомленности, принимая во внимание то огромное влияние, которое английские католички имели на веру. Отец Гарнет — болтливый дурак, и доверять ему можно не больше, чем любому иезуиту, но неужели он согласился на дикую затею? Кейтсби утверждает, что Гарнету известно о заговоре и он его поддерживает.
Подойдя к знакомой двери, Трэшем почувствовал себя полностью опустошенным. А ведь когда-то посещение этого дома приносило радость. Помимо Кейтсби, Фокса и Тома Уинтера, в комнате находился Роберт Кейтс. Трэшем невзлюбил Фокса еще с первой встречи, сразу же почувствовав его презрение к гражданским, с которыми ему временно приходится иметь дело. Неприязнь лишь усилилась, когда стало известно, что именно Фокс доставил порох в погреб и ждет удобного момента, чтобы поджечь запал. Черт бы побрал всех лордов вместе с парламентом! Может, они и заслужили такую участь. Порох не разбирает, кто прав, кто виноват, но самое страшное, что отзвуки взрыва могут погубить самого Фрэнсиса Трэшема.
Фрэнсис сразу заметил перемену, происшедшую с Кейтсби. Заговорщики собрались в комнате со стенами, отделанными панелями из красильного дуба, на которых не висело ни одной картины. Многостворчатые окна со стойками выходили в ухоженный сад и огород, где служанка старательно выбирала самую лучшую зелень, чтобы отнести ее повару на кухню. Трэшем с завистью смотрел на склонившуюся над грядками женщину, целиком поглощенную своей работой. Сможет ли и он хоть когда-нибудь зажить так же спокойно и мирно?
— Нам придется взорвать нескольких единоверцев. Речь идет не о простых людях, а о тех, кто нами руководит и от чьих решений зависит наша жизнь. Кем мы себя считаем: добрыми католиками или людоедами, которые пожирают себе подобных? — Трэшем особо подчеркнул последние слова.
Фокс презрительно усмехнулся. Говорил он редко, и его речь представляла странную смесь йоркширского и испанского акцентов.
— Люди гибнут на войне, невинные и виноватые, не говоря уже о солдатах.
— Слишком долго битва велась с помощью наших идей, убеждений и веры. А надо сражаться за них. И в этом заключается наш долг. Неужели вы думаете, что члены палаты лордов, которые могут погибнуть при взрыве, сочли бы свою жертву напрасной, если благодаря ей в Англию возвратится царствие Божье?
— Они не смогут нам ответить, так как будут мертвы, — хмыкнул Трэшем.
— Не все. Многие не придут на заседание, так как знают, что там будут приняты законы против католиков. Остальных мы можем предупредить.
Заговорщики стали изучать длинный список пэров, среди которых был молодой Томас Говард, недавно получивший титул графа Арундельского. Как можно отправить на верную гибель юного лорда Во? Ведь женщины его семьи так много сделали для католической веры. Трэшем, как и собирался, затеял спор по поводу своих родственников: Монтигла и Стоуртона. Оставался еще Монтегю… Господи, ведь с двумя из них Кейтсби ужинал на прошлой неделе. Неужели он ел угощение, зная, что подписывает им смертный приговор? Заговорив о лорде Мордаунте, Фрэнсис неожиданно для себя обрел союзника в лице Роберта Кейтса. Кейтс был крупным рыжебородым мужчиной одного возраста с Трэшемом. Несмотря на бедность, он имел благородное сердце. К заговору он присоединился одним из первых. Их дружное выступление в защиту Мордаунта и заставило Кейтсби показать клыки.