Крайняя мера
Шрифт:
— Сэр Генри, — обратилась к нему Джейн, взмахнув длинными ресницами, — когда вы меня покидаете, солнце уходит с небосклона средь бела дня, и луна не освещает сумрак ночи, и жидкость, наполняющая мое тело, тоже рвется наружу из моего…
— Замолчи, бесстыдница! — шутливо прикрикнул Генри. — Ты позоришь весь женский род.
— Так, значит, Монтигл тоже в числе заговорщиков? — ничуть не смутившись, спросила Джейн. — Не он ли тот самый представитель голубой крови, который предпочитает не выходить на сцену и дергает за веревочки марионеток? Возможно, у Кейтсби имеются серьезные причины не говорить Трэшему о роли Монтигла в заговоре. Если хочешь знать мое мнение, то Кейтсби прежде всего интересуют деньги Трэшема, а не он сам, иначе Робин завербовал бы его гораздо раньше. Он относится к Трэшему с подозрением и скрывает участие Монтигла.
— Возможно и так, но только отчасти. Зачем делать тайну из участия Монтигла в заговоре, если он рассказал Трэшему, что граф Нортумберленд тоже связан с заговорщиками через Томаса Перси? Ведь Нортумберленд гораздо более крупная рыба, чем Монтигл. Но если посмотреть с другой стороны, то после истории с Эссексом Монтигл должен был заплатить огромный штраф, чего и не подумал сделать. Теперь посмотрим, что происходит дальше. Не успел он выйти из тюрьмы, а новый король водрузиться на трон, как ему возвращают владение в графстве Эссекс, а сам Монтигл получает право заседать в палате лордов. Всем вдруг хочется познакомиться с лордом Монтиглом. Яков обращается с просьбой к французскому королю освободить его брата из тюрьмы, а самого Монтигла делают лордом-уполномоченным, который назначает перерыв в работе парламента, Монтигл получает прекрасное место при дворе королевы Анны, и его имя появляется в указе, когда принц Генрих становится герцогом Йоркским. Боже мой! Тебе не кажется, что наш лорд Монтигл стал вдруг очень популярным?
— Всем известно, что Яков благосклонен к участникам восстания Эссекса, а не к таким, как ты, — заметила Джейн.
— Я принадлежу к немногим, кому известно о роли Якова в организации мятежа, — ответил Генри. — Однако о нем подозревают и другие. Но дело не только в этом. Судьба просто осыпает Монтигла подарками.
— Он хороший шпион, — вмешался в разговор Манион, который, сидя на табурете, внимательно разглядывал через окно грязную узенькую улочку.
Казалось, он не слушал, о чем идет речь, но это впечатление было обманчивым: Манион слышал все и всегда.
— Объясни, что ты имеешь в виду? — попросил его Грэшем.
— Из Монтигла выйдет превосходный шпион. Он близок католикам по своему рождению, а этого не купишь ни за какие деньги, ведь так? На месте Сесила я бы заплатил за него штраф или просто списал его долг при условии, что Монтигл обязуется сообщать мне обо всем, что творится у католиков. Такой штраф разорил бы Монтигла, да и любого другого. Повисни он на мне, я бы сделался чертовски хорошим шпионом. Все сходится. Сесил ненавидит простых людей и предпочитает иметь дело с теми, кто, как Монтигл, щеголяет в бархатных штанах и ездит в роскошных каретах.
— И поэтому Кейтсби не рассказал ему о заговоре! — воскликнул Грэшем. — Какой же я дурак! А ты, Манион, просто гений. Конечно, Кейтсби заинтересовался, почему Монтигл не разорился, заплатив штраф в восемь тысяч фунтов, и почему вдруг судьба проявила к нему такую милость! И он сделал надлежащие выводы!
— Значит, я стал гением, — удовлетворенно заметил Манион. — Раньше вы меня называли по-другому. Думаю, все дело в табаке. Мозг от него увеличивается и работает куда как лучше.
— Скорее, от твоего табака тянет на рвоту, — проворчала Джейн, которая запретила Маниону курить вонючую трубку в доме, но не могла избавиться от ужасного запаха, насквозь пропитавшего всю одежду и его самого.
— Да, Монтигл именно тот человек, которого мы ищем, — облегченно вздохнул Грэшем. — Он один из осведомителей Сесила, и если узнает о заговоре, то со всех ног помчится к хозяину. Выплата штрафа не будет отсрочена, если лучший шпион Сесила среди папистов узнает о заговоре, когда будет уже слишком поздно. Для Монтигла это равносильно смерти.
— И как ты собираешься рассказать лорду Монтиглу о заговоре? — спросила Джейн. Ее игривое настроение вдруг испортилось, и было видно, что девушке явно не по себе. — Давай я оденусь молочницей, подойду к нему на улице и скажу: «Простите, милорд, известно ли вам, что ваши друзья-католики спрятали тонну пороха под палатой лордов и собираются взорвать вас ко всем чертям, когда король объявит заседание парламента?» А может, лучше передать ему список с именами? Пункт первый: выживший из ума идиот Роберт Кейтсби говорлив и воображает себя Господом Богом. Пункт второй: еще один обезумевший кретин, Томас Перси, потеет, как лошадь, и поседел от злости. Пункт третий: целая орава других заговорщиков и в придачу к ним тонна пороха с запалом…
— Ты редко бываешь скучной, — сказал Грэшем. — Иногда ты способна взбесить кого угодно, но надоедливость не в твоем характере, и вот сейчас ты на глазах превращаешься в противную зануду. Хочешь знать, собираюсь ли я написать письмо? Безусловно, и в этом деле мне не обойтись без твоей помощи, потому что одно неверное слово в нем может привести к гибели сотен людей и гражданской войне, которая разрушит страну и уничтожит значительную часть ее населения.
— Прости, — откликнулась Джейн, в настроении которой снова произошла резкая перемена. — Вернее, я не прошу прощения, а хочу тебе объяснить. Последние несколько недель стали самыми мерзкими в моей жизни, по крайней мере если вести отсчет с момента, когда я встретила тебя. Но я постараюсь не досаждать тебе своими капризами.
— Спасибо, — ответил Генри.
Женщины, с которыми ему доводилось иметь дело до встречи с Джейн, были существами скрытными, непонятными и таинственными, всегда себе на уме. В Джейн тоже таилось много непонятного, она походила на книгу, в которой по прошествии стольких лет большинство страниц остаются недоступными для взора и понимания. Но при этом она отличалась удивительной простотой и искренностью. Вот и сейчас Генри не было нужды задабривать Джейн подарками и нежными словами за то, что она идет на уступки, и впоследствии девушка никогда не станет изводить его глупыми упреками. Джейн умеет признать свою неправоту и понимает, что ее внезапные смены настроения могут довести до белого каления самого кроткого святого.
— Что же должно представлять собой это письмо?
— Пусть думают, что его написал католик, стремящийся остановить авантюру, которая может навредить Рейли и принесет горе множеству других невинных людей. Плохо, если решат, что здесь замешан папа римский, пусть лучше думают, что корни заговора кроются только в Англии. Нельзя допустить, чтобы вместо поисков пороха они устроили охоту на одного человека.
— Ты забываешь кое-что очень важное, — сказала Джейн.
— Что ты имеешь в виду?
— Все должны поверить, что письмо написано одним из заговорщиков, имеющим доступ к тайнам католиков. Нужно, чтобы письмо передали и прочли в присутствии самих заговорщиков, и тогда они поймут, что в их рядах есть изменник. Только так их можно сбить со следа. Почувствовав, что их предали, заговорщики начнут суетиться и искать пути к спасению.
— Ты понимаешь, что, следуя твоему совету, я навлекаю подозрения на Трэшема? Он присоединился к заговору последним и не пользуется особым доверием сообщников. Кроме того, Монтигл женат на его сестре, и в случае провала заговора именно Трэшем останется в выигрыше. Тебе не кажется, что его могут убить?