Кредиторы гильотины
Шрифт:
– Ты и это знала?
– В тот день, когда я все узнала о нем, я его любила. Если бы я заговорила – он бы убил меня. Я избежала этого, обещая все, что он хочет.
Вспомнив, что Нисетта толкнула Луизу в объятия аббата, он сказал:
– В таком случае ты была его сообщницей.
– Нет, только один раз я была его поверенной.
– Один раз?
– Да, однажды ночью, когда, по его словам, он устроил выгодное дело.
– Убийство на улице Фридлан?
– Но ты все знаешь! – вскричала озадаченная и немного успокоенная Нисетта.
Поль взял ее за руку, подвел к свету и сказал:
– Я также знаю про дело на улице Дам на Монмартре.
Испуганная поведением и тоном Панафье, Нисетта хотела вырваться, не понимая, откуда ее любовник мог знать такие страшные вещи.
– Я знаю многое, Нисетта, – продолжал Панафье, – поэтому не старайся скрывать от меня что-нибудь. То, как я поведу себя в будущем, зависит от твоего чистосердечного признания. Отвечай мне – была ли ты любовницей этого человека, когда он убил вдову на улице Дам?
– Да.
– Ты знала, что он хочет совершить это ужасное преступление?
– О, нет! Клянусь тебе – нет. Я обожала его. Я жила вместе с ним. Он был игроком, и каждый вечер уходил, возвращаясь поздно ночью. Мы не были бедны, хотя случались и такие дни. Зато в течение десяти-двенадцати дней мы жили широко.
– Чем он занимался?
– Ничем. Он играл. Один раз он не смог ничего выиграть, и нам пришлось все заложить и продать. Наконец наступил день, когда у нас ничего не осталось. Измученная этой жизнью, я рассердилась, но он успокоил меня, сказав, что через несколько дней мы разбогатеем. Через три дня он вернулся домой, около четырех часов утра. Я уже лежала в постели, но не спала. Я не задувала свечку, так как хотела с ним поговорить серьезно, когда он вернется.
Когда он вошел, я была озадачена. Он был бледен и взволнован. Его лоб был покрыт потом, а сам он дрожал.
Он удивился, увидев, что я не сплю так поздно и хотел улыбнуться, но у него ничего не вышло. Он был совсем не похож на себя. «Почему ты до сих пор не спишь?» – спросил он прерывающимся от волнения голосом, стараясь казаться спокойным. «Я ждала тебя». – «Для чего?» – с беспокойство спросил он, нахмурив брови. «Чтобы сказать тебе, что мне надоела такая жизнь, и я хочу порвать с тобой». – «Зачем?» – «Я не могу переносить нищету». – «И это все?!» – спросил он и засмеялся. «Да, наша жизнь должна измениться». «Милая Нисетта, – сказал он, смеясь, – ты хочешь, чтобы наша жизнь изменилась? Ты хочешь денег? Твое желание будет исполнено».
Тут он опустил руку в карман, достал оттуда пригоршню золота и бросил на постель. Блеск золота привел меня в восторг. Он принес около десяти тысяч франков золотом и около двадцати тысяч купюрами. «Где ты все это взял?» – «Э-э, – отвечал он мне, – счастье не всегда постоянно». – «Ты все это выиграл?» – «Даже больше». – «Это невозможно». – «Я проигрывал уже долгое время. Должен же я был когда-нибудь отыграться». Я была в восторге.
Он лег спать и сразу уснул, но сон его был беспокойным. Он бредил, защищался от кого-то. Я заметила на его рубашке капли крови. Так как он вдруг закричал во сне, то я его разбудила. Он выпрямился и с ужасным видом спросил: «Я что-нибудь говорил?» «Нет», – ответила я. Он вздохнул с облегчением и еще раз спросил: «Так я ничего не говорил?» – «Почему ты об этом спрашиваешь?» – «Потому, что мне снился ужасный сон». – «Что с тобой?» – «У меня лихорадка».
Тогда я встала и приготовила ему согревающее питье. В течение многих ночей его сон был беспокоен. Каждое утро, встав, он набрасывался на газеты. Так как мне рассказали об убийстве на улице Дам, то однажды вечером я заговорила о нем. «Почему ты мне это рассказываешь?» – спросил он, побледнев. «Потому, что это напечатано в газетах». – «Вы, женщины, верите всему, что печатается. Это просто утка», – с гневом сказал он. В гневе он был ужасен. Поэтому я сразу замолчала. К тому же я придавала слишком мало значения тому, что рассказала, но не могла забыть его странного ответа и беспричинного гнева.
На другой день я что-то искала в шкафу. Под бельем я нашла сверток, развязала его, чтобы посмотреть, что в нем лежит, и увидела кольца, цепочки и драгоценности. Когда я все это рассматривала, пытаясь понять, откуда у него все это, он вошел в комнату, и, бросившись ко мне, начал душить, говоря: «Ты слишком много знаешь, Нисетта, чтобы жить». Я стала сопротивляться, просила пощады, клялась, что буду молчать. Вдруг он остановился, выпустил меня и сказал: «Я достаточно много знаю, чтобы не дать арестовать себя».
Нисетта вдруг замолчала.
Панафье сухо сказал:
– Ты обещала мне все рассказать, теперь уже поздно останавливаться.
– Он хотел сказать, что я убила своего ребенка, который родился у меня после того, как я оставила мужа, – выдавила Нисетта. – Но это неправда. Бедняжка умер раньше, чем родился, я его не убивала…
Панафье чувствовал, что его сердце наполняется презрением и отвращением от всей этой грязи.
– Чтобы спасти себя, я обещала ему молчать. С этого дня наша любовь погибла, но мы жили вместе поневоле, связанные друг с другом тем, что мы знали. И с этого дня…
– С этого дня ты занялась тем, что стала искать ему женщин, которые могли бы удовлетворить его капризы?
– Да.
– Но как ты привлекала этих женщин?
– Ты должен был понять это. Я говорила тебе, что этот человек передал мне свои пороки.
Панафье, поняв недостойную связь, в которой она признавалась, сделал жест отвращения и презрения.
– А что он делал для тебя взамен?
– Я принимала участие во всех праздниках, вела роскошную жизнь. Он отлично содержал меня.
Эти циничные признания, которые он сам хотел услышать, возмущали его. Он видел Нисетту в новом свете и стыдился своих отношений с этой женщиной. Его презрение перерастало в ненависть.
– В таком случае, ты была его сообщницей!
– Нет! Я тебе очень много сказала. Мне нечего больше скрывать. Я была его поверенной – и все.
– Ты лжешь, Нисетта.
– Клянусь тебе!
– Я читаю твои мысли, – отозвался Панафье, пристальный взгляд которого был устремлен на молодую женщину.