Кремлевские звезды
Шрифт:
— Ошибка, — самодовольно повторяет он. — Ну, тогда давайте исправлять ошибку. Раз я знаю вашу тайну, причём не один, а вместе со своим товарищем, значит будем проводить следственные действия.
— Не надо действия, — говорит Круглов.
— Мы же ни в чём не виноваты, — добавляю я.
— Не виноваты, — ухмыляется Суходоев. — Короче. Денежные средства я изымаю. Полностью, все десять тысяч. Понятно? Орлы, бля. Средства изымаю, но, так и быть, только на первый раз. Понятно? А со следующего раза проявлю щедрость, будете мне с каждой передачи отдавать двадцать
— То есть ты чё, — возмущаюсь я. — Хочешь мои деньги присвоить?
— А ты, похоже не такой уж и сообразительный. Да, точняк, хочу твои грязные преступные деньги забрать себе. И ещё буду получать с тебя минимально две с половиной в месяц.
— Дурак ты, Суходоев, — отвечаю я. — Какие товары, какие проценты? Ты детективов начитался что ли? Это просто деньги за машину. Ничего незаконного.
— Чего!? Ты играть со мной решил?! Зарипов, иди въ*би ему, чтобы успокоился.
Зарипов тянет за ручку двери, открывая её, Павел в этот момент протягивает руку и жмёт на сигнал клаксона.
— Э! — успевает крикнуть Суходоев. — Ты чё делаешь, козёл!
Паша не отвечает, а ответ приходит с другой стороны. Дверь открывается и Скачков, не говоря ни слова, сразу прописывает Зарипову в тыкву.
Дверь со стороны Суходоева тоже открывается, но он, сообразив, что дело пахнет керосином, пытается рвануть к противоположному выходу, но получает по башке от Павла. Он прописывает быстрый элегантный удар в нос и хватает старлея за шкирку.
Игорь Зырянов, появившейся в открытой двери, хватает обмякшего Суходоева и вытаскивает его из машины. Через минуту открывается и моё узилище. Пока ребята перетаскивают в автобус стражей порядка, я вынимаю из кармана перчатки и забираю свой чемоданчик, потом закрываю все дверцы в уазике и бегу в пазик.
Там на полу связанные и огрёбшие тумаков, уже лежат наши неудачливые крышеватели.
— Брагин, теперь ты точно покойник, — надувает розовые пузыри Суходоев. — Нападение на сотрудников при исполнении в составе группы лиц.
— Дурак ты, Суходоев, я ведь тебе уже давал на сладкое, а ты вот снова. Может, тебе нравится?
Автобус трогается и мы отъезжаем с места стоянки.
— Э! Стоять! Куда вы нас везёте?! — возмущается старлей.
— Как куда? — удивляюсь я. — Вывезем за город, затащим в лес, перережем горло и закопаем.
— Тебе конец! — шипит он.
— Мне? — смеюсь я. — Думаю, ты не до конца понимаешь ситуацию. Сейчас попробую объяснить.
Я кладу чемоданчик на пол и открываю крышку.
— Замечаешь, что я в перчатках? — спрашиваю я. — Для чего это, как думаешь? Не знаешь? Я тебе скажу. Для того, чтобы не оставить свои отпечатки поверх твоих жирных пальчиков, которые теперь по всему чемоданчику наляпаны. А почему? А вот почему.
Я поддеваю фальшивое дно и достаю оттуда небольшую коробочку, с тянущимся от неё проводом к стенке «дипломата». Это «Лилипут», миниатюрный проволочный магнитофон, полученный мной от Куренкова, вернее, не прямо от него, а от того палача, что устраивал мне пытки в «конторе», от Михал Михалыча.
Я извлекаю из магнитофона маленькую кассету. После этого беру с сиденья проигрыватель «Лилипут-Б», размером чуть больше моей «Соньки» и вставляю кассету в него. Раздаются чарующие звуки голоса Суходоева.
Продемонстрировав аудио-протокол нашего диалога, я беру большой двадцатилитровый полиэтиленовый мешок с химкомбината и кладу в него «дипломат» вместе с деньгами.
— Это, — говорю я, — вещдоки с твоими отпечатками пальцев. — А это звукозапись нашего разговора. Ну, ты понял, да? Понял, плохой лейтенант?
Я чуть подпинываю его носком ботинка.
Он сопит и долго ничего не отвечает, но помолчав, всё-таки говорит:
— Понял-понял. Чего ты хочешь?
— Чего я действительно хочу, так это запинать тебя до полусмерти, а потом бросить в муравейник к термитам или в речку с пираньями или ужасными кандиру. Но в силу врождённого гуманизма, я этого сделать не могу. К сожалению. Поэтому вы два дебила станете моими цепными псами. Чуть что не так, я буду вас пинать по рёбрам. При малейшем неподчинении вы будете харкать кровью и погружаться во тьму и скрежет зубов. Ясно, шавки?
Они молчат и мне приходится легонько пнуть Суходоева, демонстрируя, что к моим словам стоит относиться серьёзнее.
— Ясно, всё ясно, — неохотно подтверждает он.
— А тебе, дебила кусок? — склоняюсь я над Зариповым и отвешиваю ему оплеуху.
— Ясно, — коротко подтверждает он.
— Хорошо. Теперь, Суходоев, жду первого отчёта. От кого ты получил информацию о передаче денег?
Он молчит.
— Не слышу, — хмурюсь я. — Ты хочешь испытать свой болевой порог или степень моей жестокости? Игорь.
Игорь Зырянов, не говоря ни слова пинает Суходоева в живот. Тот хрипит и скрючивается на полу пазика.
— Погоди, я скажу-скажу. — стонет он. — От Оксанки…
— Что за Оксанка? — уточняю я. — Кто такая, где работает, как связан, адрес, телефон. Поскорее, пожалуйста. Не заставляй тратить силы, причиняя тебе страдания.
— Невеста моя.
— Опять невеста. Ты реально сраный ловелас и альфонс. Она откуда знает? Как фамилия у неё?
Он молчит.
— Игорь, — снова киваю я Зырянову.
— Не надо, не надо! Она дочка вашего технолога, Оксана Казанцева. Она с матерью живёт, та ей и сливает всё просто ради поболтать.
Вот же недержание. Придётся увольнять Ольгу Фёдоровну. Жалко, полезный кадр был, ненадёжный правда…
Автобус съезжает с шоссе и поворачивает на грунтовую дорожку, ведущую в берёзовую рощу, и едет минут десять, а потом останавливается. Ребята вытаскивают пленников наружу.
— Ну что? — спрашиваю я, осматривая окрестности. — Не хочется помирать? Вон красота какая кругом. Вдохните. Воздух какой чистый, напоённый запахами лета. Почувствуйте его сладость и радость жизни. Давай.