Кремлевское кино
Шрифт:
— Ох уж этот неугомонный Агитпроп! — покачал головой Сталин. — Вечно он считает себя более коммунистическим, чем даже руководство партии. Значит, вы, товарищ Большаков, поддержали? А то тут некоторые критикуют Большакова! Да на него молиться надо.
— Завтра отправляемся в Кабардино-Балкарию на горные съемки, — продолжал Пырьев, окрыленный сталинской лаской.
— Ну, в добрый путь! Малышу-то вашему сколько?
— Три годика Андрюше, — ответила Ладынина и рассмеялась так, будто это было необычайно смешно.
Наконец дошла очередь до Козинцева, Трауберга и Чиркова. Сталин подошел к ним и замер на минуту. Наконец произнес:
— Меня к вам, товарищи, послал Сталин. Просил поблагодарить, что вписали старика в историю революции. А то ведь было время, когда в кино показывали только Ленина да Троцкого, мол, только они делали октябрь семнадцатого, да еще Антонов-Овсеенко. А Сталина как бы и не было там вовсе. В горах отдыхал Коба. Так вот, Сталин вам благодарен, что отметили и его скромный вклад в победу Октябрьской социалистической революции. А еще за то, что без вашей трилогии о Максиме становление советского кинематографа, основанного на принципах социалистического реализма, было бы не полным.
Записка С. С. Дукельского А. Н. Поскребышеву о возвращении сценариев с правкой И. В. Сталина. 1 июля 1939
Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф С. С. Дукельского. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 111. Д. 159. Л. 2]
Глава восемнадцатая. Страна моя, Москва моя
В отношении киноделов у Сталина не было недовольства. Выпестованное им новое советское кино с первых дней войны бросилось в бой. Еще накануне в мае вышла картина Виктора Эйсымонта «Фронтовые подруги» по сценарию Сергея Михалкова — молодого поэта, прославившегося на всю страну своим «Дядей Степой», и такого же молодого сценариста Михаила Розенберга. Действие разворачивалось на фронтах финской войны, играли полюбившиеся Сталину Зоя Федорова, Андрей Абрикосов, Борис Блинов, который в «Чапаеве» Фурманов, Юрий Толубеев. А в первые дни войны все тот же Эйсымонт быстро снял короткометражку — продолжение под названием «Подруги, на фронт!» И Большаков тотчас зацепился за идею создания короткометражек, быстрых военных зарисовок. Идею подхватил Герасимов, известный Сталину по лентам «Семеро смелых», «Комсомольск» и «Учитель», и вместе с еще тремя режиссерами: Мутановым, Некрасовым и Олениным — в начале июля приступил к съемкам, а большаковское ведомство застолбило создание постоянных боевых киносборников.
Второй вышел в том же августе. Как раз, когда Сталин взял на себя все руководство войной. Он смотрел его в тяжелый день, узнав, что отступающие войска взорвали плотину Днепрогэса. За полтора месяца немцы дошли до земель знаменитой Запорожской Сечи! Второй сборник ему меньше понравился, в нем потерялась динамика, хотя появилась тематика интернационального значения борьбы с Гитлером: первая новелла — на белорусском материале, четвертая — на югославском. Вторая новелла — о сбитом немецком летчике, поначалу самоуверенном, а потом скисшем; третья — о немецком шпионе, разоблаченном двенадцатилетним мальчиком, а в пятой Наполеон являлся на почту дать телеграмму Гитлеру: «Не советую!»
— Забавно, конечно, но могли бы еще как-то обыграть этот сюжет, — проворчал тогда главный зритель. — И вообще, к этим киносборникам надо больше привлекать мастеров киноделия. Где там Эйзенштейн?
Москва. 1941. [РГАСПИ. Коллекция фотографий]
Эйзенштейн с началом войны вспомнил, что его нелюбимый отец был евреем, и занялся сплочением советских евреев против Гитлера. Доходило до нелепости: в тот же день, когда Иосиф Виссарионович обратился по радио ко всему советскому народу: «Братья и сестры!», Сергей Михайлович выступил с подобным обращением: «Братья евреи!» Выходила некая двусмысленность, будто советский народ отдельно, а евреи отдельно и их надо уговаривать идти на бой с фашистами, которые поставили своей целью все мировое еврейство истребить полностью! А в августе в Москве Эйзенштейн, Маршак, Маркиш, Михоэлс и Эренбург организовали массовый еврейский митинг в поддержку СССР в его борьбе против Гитлера.
— Пусть они с евреями всего мира свяжутся, чтобы оказывали материальную помощь нашей армии, — посоветовал Сталин, по-прежнему недолюбливая Эйзенштейна, несмотря на «Александра Невского», фильм, который уже теперь вовсю сражался против врага, вселяя в души зрителей воодушевление.
Но Эйзенштейн к боевым сборникам не подключился, он продолжал подготовительную работу к картине об Иване Грозном, и на вопрос Большакова главный зритель ответил:
— Работу над Грозным не прекращать.
Сейчас Сталин продолжал смотреть пятый сборник про жизнь англичан, в общем-то не сильно задетую войной. Ряд кадров показал результаты бомбардировок, но по сравнению с тем чудовищным разрушением западных территорий Советского Союза это такая мелочь, такие ничтожные синяки, которые легко припудрить, а на завтра они и вовсе сойдут. Гордо и помпезно реял британский флаг, всегда напоминавший Сталину букву «Ж», только еще с поперечной полоской. «Так защищают мужественные лондонцы свой любимый город от воздушных хищников», — гласили интертитры по окончании английской новеллы сборника.
— Показуха! — фыркнула сталинская трубка, выпуская огромный клуб дыма. Он и курить в эти месяцы стал в три раза больше, и это почему-то спасало его, роднило с Тарасом Бульбой и другим заядлым курильщиком, Петром Великим. — Эх, джентльменчики, и почему это Адольф до сих пор не высадился на вашем побережье? Тогда бы вы завыли!
Пятый киносборник состоял всего из двух новелл: пятнадцатиминутной «Лондон не сдается» и сорокаминутной про Москву. Вторую интереснее посмотреть. Даже название эффектно сделано: ночь, лучи прожекторов выхватывают куски букв, и лишь постепенно зритель понимает: «Наша Москва». Сценарий Алексея Каплера, того самого, что «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», а на вручении Сталинской премии в апреле добавил перчику про задние лапки. Режиссер Михаил Слуцкий, который про первое празднование Нового года радостную короткометражку снял — «Живем мы весело сегодня, а завтра будем веселей», а еще хороший, замечательный документальный фильм сделал про пуск Днепрогэса. Как тогда все радовались, и вот теперь Днепрогэс в руинах!..
Музыка песни братьев Покрасс на стихи Лебедева-Кумача, написанной к двадцатилетию Октябрьской революции. «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…» Все эти годы она звучала радостно, наполняя сердце свежестью майского утра, да и называлась она «Москва майская». В ней сливались все соки огромного яблока, крепкого, красного, кисло-сладкого, с круглыми боками-буквами — СССР. Сердце летело на крыльях над рубиновыми звездами Кремля, и хотелось жить, жить ярко, жить радостно… И как грустно звучала эта задорная песня сейчас, когда звезды Кремля накрыты непроницаемыми брезентовыми чехлами, Москва расстреляна, опозорена паникой и бегством многих жителей, всем тем, что он видел в последние дни, проезжая из Волынского в Кремль и обратно, хотя чаще в Кремле и ночевал.
Л. П. Орлова, В. В. Талалихин и Г. В. Александров на съемках Киносборника. 1941. [РГАСПИ. Ф. М-7.Оп 2. Д. 1222. Л. 79]
«Кипучая, могучая, никем непобедимая…» Останешься ли ты непобедимой и на сей раз? Если останешься, Лебедева-Кумача провозгласить первым советским пророком!
В начале этого столетия Москву бомбили большевики, подавляя восстание юнкеров, досталось тогда и Кремлю, который потом пришлось в спешке восстанавливать для переезда советского правительства из Петрограда. Прошло менее четверти века, и ровно через месяц после начала войны люфтваффе под командованием генерал-фельдмаршала Кессельринга нанесла бомбовый удар по столице.
То был еще один черный день сорок первого. Стало ясно, что Западный фронт потерпел полный разгром в Смоленском сражении. Первое командование фронтом, арестованное еще после взятия Минска, во главе с генералом армии Павловым пошло под расстрел. Тяжелое решение, учитывая все неисчислимые довоенные заслуги этого полководца. Но на войне как на войне, приходится применять и меры устрашения.
А тут еще и Москву бомбят! К счастью, наша противовоздушка оказалась на высоте, сбила каждый десятый бомбардировщик, и столько же в следующую ночь, после чего орлиный клекот кригспилотов поутих. Но целей своих они не достигли, лишь тяжелая фугасная бомба пробила крышу Большого Кремлевского дворца и упала на пол в Георгиевском зале, чудом не взорвавшись, а больше ни по Кремлю не попали, ни по мостам, ни по зданию на Старой площади, ни по вокзалам. Только метро между станциями «Арбатская» и «Смоленская» пострадало, да и то за пару дней восстановили. Налеты продолжались с меньшей интенсивностью, небесные вояки, если им удавалось прорваться, сыпали фугасные и зажигательные бомбы куда попало. Погибло около тысячи москвичей, около четырех тысяч получили ранения.