Креолка. На острове любви
Шрифт:
— Мне лучше знать. — Айша увидела, что ее ужас отразился в его глазах. Она продолжила, и ей казалось, что каждое слово ранит его не меньше, чем ее.
— Возможно, мои родители не были рабами — мне об этом ничего не известно. Я никогда не видела их. Но я была рабыней всю жизнь. На сахарной плантации.
— Где?
— На Мартинике. Я сбежала оттуда и приехала во Францию.
— Это непохоже на правду. — Айша замерла. Он хлопнул себя по лбу: — Извините меня, я плохо соображаю. Как я мог вообразить… ни на минуту не заподозрил, что вы могли быть…
Айша отчетливо произнесла слово,
— Я — рабыня.
— Тогда нужно что-то делать.
Айша покачала головой:
— Нет, ничего не нужно делать. Еще не настало время.
— Шарлотта. — Впервые назвав ее по имени, Ги сел на диван и коснулся рукой лица Айши, чтобы заставить ее взглянуть на себя. — Во Франции у вас началась новая жизнь, появились друзья. С нашей помощью вы положите конец… этому… омерзительному положению.
— Вы не знаете моего хозяина. Моя жизнь? Она принадлежит ему. Если бы я стояла перед ним в этой красивой одежде и держала в руках сумку с золотом, он швырнул бы ее на землю и рассмеялся бы надо мной. Хозяин растоптал бы мою свободу и вернул бы меня на прежнее место. Вы мне ничем не поможете. Для этого еще не настало время.
— Не говорите так! Вы хотите, чтобы я ничего не делал? — Возмущенный Ги схватил ее за плечи. — Вам нужна помощь.
— Уберите руки.
Ги убрал руки, словно ужаленный, и встал. Он ходил кругами по комнате, затем сел на край стола и опустил руки на столешницу.
— Зачем вы доверились мне, если отказываетесь от моей помощи?
— В Париже вы у меня единственный друг. Вы честны со мной: сегодня мне хочется быть с вами откровенной. Но я не могу рассказать больше того, что вы услышали. Я должна идти своей дорогой.
Ги провел руками по лицу:
— Вы говорили об этом мадам де Рошфор? Жюли де Леспинас?
— Ни за что! — воскликнула она. — Ни с кем! Только с вами. Я верю, что вы никому об этом не скажете.
— Шарлотта, эта тайна ляжет на вас тяжким бременем, если вы не расскажете мне все остальное.
Айша встала:
— Вы выдадите меня?
— Нет! — сердито ответил он.
Айша вздрогнула, повернулась и пошла к двери. Ги опередил ее. Он не осмелился коснуться ее, но преградил дверь.
— Мы непременно должны еще раз поговорить об этом.
— Как вам угодно, — бесстрастно ответила Айша.
Нетерпеливым движением Ги убрал руку, и она покинула комнату. У нее кружилась голова. Когда Айша вошла в гостиную, к ней приблизилась Софи де Бувье.
— Я говорила всем, что у вас иногда бывают легкие недомогания: признаюсь, это заметно, но я подумала, что лучше предупредить об этом. Вы сможете поддержать беседу?
— Да. Но мне скоро придется уехать. — Айша посмотрела на гостей, с любопытством наблюдавших за ней. — Спасибо, вы отнеслись ко мне весьма учтиво.
— Ничего не понимаю! Мне показалось, что произошла обычная ссора между влюбленными. Именно так считал месье де Моргон — я никогда не видела, чтобы мужчина так ревновал. Мне было нелегко удержать его, иначе он ворвался бы к вам и прервал вашу беседу. — Софи взглянула поверх головы Айши. — Боже милостивый, что вы сделали с маркизом? Он похож на призрака.
Айша не взглянула на него. Она представляла
Овладев собой, она вернулась к гостям и примирилась с хозяйкой. Жервез де Моргон явно искал случая поговорить с ней наедине, но она избегала его. Раз или два Айша встретила взгляд Ги де Ришмона, стоявшего на другой стороне комнаты, и ей показалась, что перед ней чужой человек. Его взгляд был мрачен и задумчив. Он нервничал, словно опасаясь того, что увидит, если слишком пристально посмотрит на нее.
Айша быстро попрощалась с хозяйкой дома. Оказавшись на улице, она села в карету, словно беглянка, и напугала кучера своими резкими приказаниями. В темной карете она плакала так неистово, что ее охватило ощущение беспомощности. Когда карета приближалась к монастырю Святого Жозефа, Айша вытерла слезы. Холодный ночной воздух резко ударил ей в лицо. Гидо с любопытством посмотрел на хозяйку. Она закрыла глаза. Картины прошлого исчезли, и Айша не видела ничего, кроме кромешного мрака. Ей хотелось, чтобы так продолжалось вечно.
Мадам Дюдефан избавилась от головной боли и не собиралась ложиться, поэтому Жюли читала ей после полуночи и никто не подавал вида, что хочет спать. Приехала мадемуазель де Нови. Жюли вернулась в комнату маркизы и сообщила, что Шарлотта тоже не легла спать, а сидит на краю постели с таким огорченным лицом, какое трудно даже представить.
— Надеюсь, она не проигралась, — заметила маркиза. — Маркиз де Ришмон настойчиво просил меня повлиять на нее, но я не совсем понимаю, чего он ожидает от такой старой отшельницы. Так на чем мы остановились?
Жюли читала еще полчаса чистым приятным голосом, и мадам Дюдефан уже начинала клевать носом. Однако она насторожилась; обе услышали внизу какой-то шум. Это был голос мужчины, и они поняли, что слуг убедили пропустить его в дом. И этот мужчина добрался до их двери. Неслыханная дерзость в столь поздний час! Затем раздались шаги Альфонсины, служанки мадам Дюдефан. Она тяжелой поступью поднималась наверх. Служанка остановилась в дверях.
— Мадам, внизу маркиз де Ришмон. Он желает поговорить с вами, если еще не слишком поздно.
— Конечно, уже слишком поздно. — Услышав, что Альфонсина уходит, маркиза сказала: — Подожди! — Любой другой в этот час был бы нежеланным гостем, но она питала слабость к маркизу де Ришмону и почти догадалась о причине его визита. Слыша, как он говорит с Шарлоттой де Нови, и она заподозрила, что маркиз тайно привязан к ней. Чем раньше она поймет, в чем дело, тем лучше. — Альфонсина, можешь убрать мне волосы.
Пока руки служанки были заняты, маркиза подумала, как это похоже на стремительного Ришмона — стучаться в дверь в предрассветный час. Что проявляется в этом: провинциализм или оригинальность? Непредсказуемость маркиза составляла часть его обаяния.