Крепкий орешек
Шрифт:
— Мы в Тихом океане, километров за сто пятьдесят от линии пути…
— Здорово! Куда махнули! Но мы все-таки над океаном, товарищ генерал, а не в океане. Это уже преимущество! Давай, Виктор, разворачиваться влево…
Час спустя внизу показались огоньки Нома, и они сели на длинную бетонку между скалами, почти на самом берегу.
Дозаправившись горючим, перелетели в Фербенкс. Отрулили на стоянку, сдали машину и по широкому подземному туннелю стали расходиться «по домам».
В туннеле Иван Терентьевич встретил знакомого американского летчика Джемса.
— Хелло, Шашин! — обрадованно воскликнул Джемс. — Прилетел!.. Мы все беспокоились за тебя: сегодня такой ветер над проливом! Как дошел, без приключений?
— Нормально, — кивнул Шашин. — Спать только чертовски хочется.
— О, да, — засмеялся американец, — сон — это премия летчику… Желаю отдохнуть на двести процентов!
…Когда Шашин добрался до своей комнаты, друзья уже разобрали постели. Быстро разделись, легли и мгновенно уснули. Через четыре часа экипаж подняли.
— Иван Терентьевич, надо бы срочно вылететь в Н-ск на разведку погоды… Слетаете?.. Может, потом доспите?..
Шашин сонно приподнялся, но, поняв, что его ожидает новое задание, энергично потянулся и встал.
— Надо?
— Надо, Иван Терентьевич. Полет трудный, не всякому поручишь.
Полчаса спустя шашинцы уже запускали моторы.
«ПОДСВЕТКА»…
В августе 1941 года низко над оврагами и перелесками пробирался к городу Калинину маленький двукрылый самолет Абрамова. В санитарной кабине лежали два тяжело раненных командира.
Торопился пилот: им нужна срочная операция. Летел на высоте 60 метров. Осталось всего 15 километров до госпиталя, когда раздался взрыв, мотор грубо затрясся, затем послышался какой-то свист, переходящий в тонкий звук воздушной сирены, и самолет стал проваливаться на высокие толстые ели…
Абрамов сразу понял: отлетел винт! Петр был хотя и молодым, но уже опытным пилотом — на трассах Аэрофлота он налетал 2000 часов и самолетом владел свободно. Включил мотор. Глянул вниз: лес редкий. Посмотрел вправо: есть узенькая просека. А высота уже 50… 40 метров…
Мгновенные точные движения рулями — самолет почти на месте развернулся вправо, ухнул вниз, в просвет между деревьями, спарашютировал на землю. И дальше, ящерицей скользя между пнями и ямами, покатился по поляне. Остановился. Петр отер холодный пот со лба. Оглянулся… Нет, ни за что в жизни не смог бы повторить эту дьявольскую посадку! Вылез из кабины — машина целая, ни царапины… Побежал к раненым.
— Прилетели? — со стоном спросил один из них.
— В принципе, да, — замялся Петр. — Но еще добраться надо до места… Не волнуйтесь, доберемся!
— Стой, паразитюка! — раздался позади грозный окрик.
Вздрогнул Петр, обернулся и обмер: из-за деревьев высыпала толпа бородачей и женщин; в руках у них вилы, топоры, нацеленные прямо на него.
— Погодите, братцы! — вскричал пилот. — Я же свой…
— Знаем мы таких «своих», — поднялся крик. — Свои по лесу здеся не шалаются. Отдай пистолет!
— Ну, нате. Я же советский летчик, дядя…
— Покажь звезды на машине, ежели наш! Где они?
— Камуфляж, дядя, потому и звезд не видно.
— Ишь, какими фашистскими словами бросается! Бей его, потом разберемся. Оголовушь, Степаныч…
— Погодите, дядя! Вот нагнитесь и снизу посмотрите на крылья, вблизи и звезды видны.
— А может, там бомбы, не нагинайся, Степаныч!
— Стой, ни с места и жди! — последовал приказ.
У самолета появились подполковник и несколько автоматчиков из ближайшей воинской части.
— Товарищ подполковник! — кинулся к нему Петр. — Выручите: было не убили сгоряча… Пилот санитарной группы Абрамов, доставляю раненых в госпиталь. Вот мои документы. Винт у меня отлетел…
Недоразумение выяснили.
— Тоже мне, поймали! — иронически пропел тонкий девичий голос. — Степаныча в герои надо произвести.
Степаныч промолчал.
— Ничего, товарищ, — громко сказал подполковник. — Лучше обознаться, нежели пропустить шпиона. Спасибо вам от имени армии! А теперь помогите раненых отвезти в госпиталь.
— Товарищ подполковник, — сказал Абрамов, — пусть пистолет мне вернут.
— Сами отдадим, — миролюбиво произнес Степаныч, возвращая оружие, и, подойдя к самолету, склонился над ранеными. Потом повернулся к своим товарищам и негромко, но повелительно произнес: — А ну, тихо, народ, командиры ранетые здесь!
Наступила тишина. Молча подвели подводу и переложили раненых.
…За эту мастерскую и смелую посадку Абрамова наградили первым орденом Красной Звезды. Всего же на самолете По-2 он совершил более 700 боевых вылетов по санзаданиям и вывез около 900 раненых.
На По-2, а позже и на тяжелых самолетах, Петр Петрович с помощью партизан вывез с оккупированной территории более 300 наших детей. Причем не раз ему приходилось бывать в воздухе за линией фронта по 8–10 часов.
Летом 1942 года в летном центре ГВФ Абрамов переквалифицировался на пилота двухмоторного самолета Ли-2. Потом был призван в военную авиацию и получил назначение в полк Валентины Степановны Гризодубовой.
Все летчики ее полка относились к ней с особенно добрым чувством. Действительно, слишком многое соединилось в одном человеке: красивая женщина, умелый летчик, мужественный командир — прекрасный образ для поэта, но очень сложный и непривычный, особенно для летчиков, людей, так сказать, самой мужской профессии. Но умела она располагать к себе всех. И Абрамов как-то сразу привык к тому, что подчиняться надо женщине, зато какой замечательной! Подвести ее или проявить мужество, меньшее чем у нее самой, просто невозможно.