Крепкий орешек
Шрифт:
Вот, кажется, то самое, что он искал. Сбросил пробный САБ — и сейчас же увидел над собой четыре огненных шара: это разорвались зенитные снаряды…
Резко развернулся, но часть осколков попала в левое крыло и вырвала кусок консоли. Несколько пробоин оказалось и в правой плоскости. Лавируя под обстрелом, сбросил еще несколько САБов и, обнаружив необходимые объекты, сообщил по радио: «Цель открыта!»
Подлетели самолеты полка и стали группами заходить на цель. Сам же Абрамов оставался выше всех и во время каждого захода подсвечивал объекты САБами. Бомбежка началась…
В январе 1945 года бои докатились до прусского города Инстенбурга. Наши войска двигались к сердцу фашистских армий и захватывали у врага по нескольку десятков населенных пунктов ежедневно.
Под Инстенбургом фашисты, пытаясь укрепиться, сосредоточили большие силы; надо было без особенного промедления взять и этот, хорошо защищенный пункт. Первый удар предстояло нанести с воздуха.
Экипаж Абрамова вылетел на поиски объекта. Над линией фронта его обстреляли из автоматических зенитных пушек. Абрамов, энергично и смело лавируя, вывел машину из зоны огня, но… на самолете осколками была выведена из строя рация. Экипаж оказался глухим и немым! Возвращаться нельзя! Все до минуты рассчитано, да и товарищи уже в воздухе, летят следом. Только вперед!
Абрамов решил пойти на небольшую хитрость.
— Глыбин, — крикнул он. — Нужна высотенка, хоть тысячи три, что ли…
— Понял, командир, — откликнулся бортмеханик и установил необходимый режим работы моторов.
Машина, содрогаясь от ударов ветра, полезла вверх.
На высоте 3500 метров Абрамов осмотрелся, уточнил ориентировку и убрал газ. Стало тихо. Машина почти бесшумно понеслась к земле.
— Может, гитлеровцы дремлют, не станем их будить, — пошутил Абрамов.
— Будем вежливы, — в тон ему ответил Глыбин.
На высоте 1600 метров самолет был точно над Инстенбургом. Абрамов повел его по малому кругу и без всяких пробных стал сбрасывать все имевшиеся на борту САБы. Миллионы свечей яркого света заливали город и военные объекты. Такой силы свет виден на несколько десятков километров: товарищам нетрудно будет догадаться, что Абрамов свое дело сделал и теперь приглашает их «приступить к работе».
Гитлеровцы, вероятно, и в самом деле дремали. Во всяком случае, Абрамов успел уйти далеко на юго-запад, прежде чем с земли выстрелила первая зенитка.
Несколько минут спустя, когда полк начал обрабатывать цель, Абрамов, убедившись, что все в порядке, взял курс на базу.
…Вот это и есть «подсветка» или «подсвечивание» — одна из основных обязанностей лидерной эскадрильи.
За последний год войны пилот Герой Советского Союза Петр Петрович Абрамов подсветил около 40 крупных военных объектов. А всего в войну только на Ли-2 произвел 320 боевых вылетов, из них 50 — с посадкой в глубоком вражеском тылу.
Когда сейчас, в праздничные дни, он выходит на демонстрацию, на его груди светятся шесть орденов, пять медалей и Золотая Звезда Героя Советского Союза — награда за все его боевые вылеты.
СЛЕПОЙ ПОЛЕТ
1943 год…
Начальник Н-ского управления Гражданского воздушного флота Гвоздев говорил сжато, потому что многое и без слов было понятно семи командирам кораблей, находившимся в его кабинете.
— Дела на нашем участке фронта сейчас туговаты, — говорил он. — Недостает танков… И это несмотря на то, что недалеко от нас танковый завод! Но на заводе, выражаясь языком производственников, есть пока только незавершенная продукция… Причина: нехватка шарикоподшипников. Всё.
— Где находятся шарикоподшипники? — спросил командир корабля Виктор Андреевич Васильев.
Гвоздев объяснил.
— Погода… — начальник управления хотел сказать что-то еще, но только посмотрел за окно, в белесую массу тумана, и выразительно вздохнул: — Все вы отлично летаете вслепую, но условия полета сегодня на редкость трудные…
— Трудноватые, — негромко поправил его кто-то из летчиков.
— Да-да, именно трудноватые, — охотно согласился Гвоздев. — Итак, кто рискнет?..
Все семь командиров встали. Гвоздев задумался.
— Полетим все. Чем больше самолетов, тем больше будет и груза, — предложил Васильев. — Кроме того, если что случится с кем-нибудь из нас, — долетят остальные…
— Хорошо, — кивнул Гвоздев. — Первый, кто долетит до места, поможет по радио сесть остальным. Прошу ближе к столу…
…Виктор Андреевич Васильев вылетел вторым.
Летели в густом молоке. Машину изрядно трепало. Тонкие стрелки чувствительных приборов то и дело вздрагивали и отклонялись то в одну, то в другую сторону. Приходилось судить о положении машины по их средним показаниям.
Если посмотреть на пилота, управляющего самолетом только по приборам, со стороны может показаться, что он занят пустяковым делом: смотрит на приборную доску и только. Не поддавайтесь такому впечатлению! В пилотской кабине много приборов и агрегатов. Через них моторы, самолет, даже ветер и мороз или летняя жара «рассказывают» летчику о том, что сейчас происходит вокруг него.
Увы! Это совсем не похоже на беседу воспитанных людей, в которой один говорит, а остальные слушают, и желающий высказаться дожидается удобного момента. Конечно, иногда «говорит» только один прибор, а остальные «молчат», но обычно сразу несколько разом и очень настойчиво требуют от летчика внимания и ответных действий. Кроме того, язык приборов неслышим, и пилоту приходится все время пробегать глазами приборную доску…
Вот маленький белый силуэт самолета на черном диске авиагоризонта накренился влево и как бы говорит: «Командир, у нашего самолета образовался левый крен!» Но командир корабля занят «беседой» с приборами винтомоторной группы. Авиагоризонт «сердится», потому что всякий накрененный самолет сворачивает с линии пути в сторону крена, что и происходит уже в данном случае. Тогда авиагоризонт обращается к компасу: «Послушай, голубчик, скажи хоть ты нашему командиру, что так дальше лететь нельзя! Мы выполняем важное задание, и все должно быть точно, а тут еще несносный ветер!..» Картушка компаса немедленно поворачивается на своей оси, поставив против курсовой черты очередное деление: «Командир! Мы уклоняемся влево… Прошу вас точнее выдерживать заданный курс!» Командир «услышал» и мягкими движениями рулей исправил ошибку, то есть устранил крен и восстановил курс. Авиагоризонт и компас «довольные» возвращаются на свои места: «Спасибо, командир, теперь все в порядке!»