Крепость
Шрифт:
– Ли-на! Пе-тя! Где вы? Петя! Внук мой! Ты где?
– Пойди посмотри, что ей там нужно. А я быстро котлеты доделаю.
Петя шел по коридору мимо книжных полок во всю стену под причитания, доносившиеся из бабушкиной комнаты:
– Что же ты ко мне не заходишь? Я тебе надоела? Я всем надоела. А что я могу поделать? Не умираю. Никак не умираю.
Бабушка лежала на диване в мятом байковом халате, ноги ее были укрыты красно-черным шотландским пледом, глаза устремлены в потолок, и все свои речи она уже привычно произносила, не имея перед глазами слушателя, почти нараспев. Рядом на круглом столике лежали стопкой газеты, стояли пузырьки с лекарствами, около них очки без оправы, развернутая "Правда" валялась в ногах. Остальные газеты
В больнице бабушку коротко постригли, и теперь было видно, особенно с затылка, что волосы у нее не только седые, но и редкие настолько, что, несмотря на взлохмаченность, просвечивала сквозь них покрасневшая кожа. Петя кашлянул, и бабушка, повернув голову к двери, с полубессмысленным ужасом уставилась на него безресничными глазами.
– Ты разве здесь? Мне мальчик сказал, что у тебя пошла кровь горлом. И тебя забрали в больницу. Как моего первого мужа. Он был похож на Горького, и все принимали его за Горького.
– Какой мальчик?
– перебил ее Петя.
Бабушка задумалась, успокаиваясь потихоньку.
– Не знаю. Просто приходил мальчик. Может, это был твой старший брат Яша? Нет, не он. О, я не виновата в его смерти! Это моя самая большая боль. Но это был не он. А-а! Это был Карл, Линин отец. Хм... Но он тоже умер. Он родился уже после того, как мы познакомились с Исааком. Ты же знаешь, у Исаака, у твоего дедушки, было трое сыновей от другой женщины. Исаак был тогда анархист. И первого сына назвал Петр в честь Кропоткина, второго - Михаил в честь Бакунина и только Карла - в честь Маркса. Я уже к этому времени имела на него влияние. Я еще с Карлом играла. Вот он и приходил. Или не он, а очень похожий?..
– Она задумалась, припоминая, был ли мальчик.
– А у тебя с горлом все в порядке?
– В порядке, бабушка.
Она посмотрела на Петю вдруг ясными, не затуманенными бредом глазами. Сморщилась страдальчески.
– Ох, устала я!
Попыталась приподняться на правой руке.
Петя бросился и подхватил ее, подложил под спину подушки, чтобы было повыше, решив, что она хочет сесть. Но бабушка стала упрямо спускать ноги с дивана, пытаясь встать.
– Горшок. Надо вынести горшок. Я понимаю, вам противно...
Выхода не было. Петя наклонился, поправил на горшке сбившуюся крышку и быстро пошел к туалету. На пороге кухни стояла Лина. Увидев Петю, протянула руку к вонючему сосуду.
– Пусти, я сама все сделаю. Я собиралась, просто не успела. Она ведь нарочно перед тобой демонстрацию устроила.
Петя протянул было ей горшок, но тут зазвонил телефон, стоявший в кухне, и Лина, резко развернувшись, рванулась к трубке. Петя прислушался; не из Праги ли родители, не Лиза ли?.. Но Лина словно ушла в телефон, и Петя понял, что звонит Тимашев.
– Чему обязана?
– говорила Лина ледяным тоном.
– Да нет, я вовсе не обижена. Что мне на вас обижаться? Вы мне такой же посторонний человек, как всякий другой, а на посторонних не обижаются. Не вижу, почему это я должна быть с вами на "ты". Мало ли что было! Живу как живу. Кому какое дело? Завтра? Нет, не могу. Приедет один мой знакомый - живой человек. Устроит мне фестиваль. Я не жалуюсь. Это я так в своих безрадостных буднях называю светлые дни. Может, в театр меня сводит. Неужели меня некому в театр сводить?! Да? К матери своего друга? Пожалуйста. Приходите,
Лина положила трубку, и, хотя тон ее был резок, Петя увидел, что выражение лица помягчело. Она нырнула в ванную, прихватив пудреницу и тушь.
Фортка на кухне была открыта, было слышно, как к подъезду подкатила машина, и Петя почему-то решил, что это к ним. С какой-то внутренней заторможенностью он продолжал стоять, прислушиваясь. И - как бывает неожиданно угадал. Перед дверью послышалось шебуршание, потом раздался звонок.
3. ИНТЕРВЬЮ
– Ну что ты стоишь? Иди открывай!
Петя молча и виновато показал горшок, который он так и не вылил, а Лина, причесанная, умытая, слегка подрумяненная и напудренная, пожав плечом, прошла мимо него к двери, сказав негромко, так, чтобы только Петя слышал:
– Взялся, так уж делай!
Подойдя к двери, хмыкнула, рассмеявшись слегка:
– Интересно, кого это к нам черт принес?
Смех был как бы отчужденный от Пети, рассчитанный на посторонних. Открыв дверь, она встала вполоборота, так что Петя видел выражение ее лица. Словно и не было у нее только что хандры и печали, она улыбалась навстречу гостю, застрявшему в дверях криворотому мужчине в шляпе. Петя быстро, поражаясь своей недавней прострации, шмыгнул в туалет и аккуратно вылил в унитаз содержимое горшка. В прихожей слышался мужской голос, слегка гундосый и шепелявый, как показалось Пете. Он заколебался, удобно ли с горшком в руках перескочить на чужих глазах из туалета в ванную, не лучше ли отсидеться, но гость, похоже, никуда не двигался, и Петя решился. Не поворачивая головы в сторону входной двери, прошел в ванную, налил в горшок воды, быстро вернулся в туалет, вылил ее, поставил горшок около унитаза, снова проскользнул в ванную и вымыл руки. И только тогда вышел в коридор.
Лина и вошедший все еще толклись в прихожей. Высокий мужчина в плаще, как робеющий школьник, держал перед собой двумя руками шляпу и портфель, а Лина говорила ему:
– Вы к Розе Моисеевне? Так проходите, пожалуйста.
Мужчине удалось ухватить левой рукой одновременно шляпу и портфель, а правую он протянул Лине, невнятно произнеся кривым ртом:
– Саласа.
– Что?
– не поняла Лина, подавая ему руку.
– Саласа, - повторил мужчина.
– Фамилия моя - Саласа. Рязанский я. Василий Кузьмич. После войны в Москву перебрался. А вы здесь живете? некстати брякнул он.
– Проживаю некоторым образом, - неприятно на сей раз улыбнулась Лина, растянув губы и прищурив глаза.
– А это Петя, внук Розы Моисеевны...
Но мужчина не заметил иронии.
– А-а, здравствуйте, молодой человек! Это Петя, точно, Петя. А я вас помню совсем еще мальчиком. Наверно, школу уже кончаете? А куда, позвольте узнать, собираетесь поступать? В Московский университет, надо думать?..
– Да, на физфак, - подтвердил Петя с самодовольством, поскольку собирался поступать на такой "трудный факультет" и поскольку к нему едва ли не впервые обратились на "вы". Но с места не сдвинулся, потому что не понял, с кем говорит и как себя вести дальше.
– По научной линии, значит?
– переспросил вошедший.
Петя молча кивнул. Из-за двери подала голос бабушка:
– Кто там?! Пе-етя! Ли-ина! Кто там?!
Похожий на перестарка-ученика, привыкшего лебезить перед учителями, извиваясь тощим телом и хлопая полами старомодного белого "пыльника", мужчина шагнул от входной двери мимо Лины к Пете:
– Вы, наверное, меня не помните... Я Саласа, Василий Кузьмич, из парткома, в этом году секретарем выбрали. Я на кафедре истории партии работаю, где и Роза Моисеевна работала. Мы с ней почти двадцать пять лет проработали вместе, можно сказать. Я горжусь, что я ее ученик. Мы наследники, так сказать, ее славных дел. Вот пришли узнать подробности. Для воспитания молодежи.