Крепость
Шрифт:
В завершение, майор добавляет: «Надеюсь, вам удастся добраться до 1-А без приключений. Ну, а уж если не повезет, то и он вам ничем не поможет. Ладно, как у вас говорят: Семь футов под килем!»
Местность, по которой мы с опаской едем на место возможного нахождения 1-А, сплошь покрыта кустарником и склоненных ив: «bocages», о которых все время идет речь. Они скрывают местность, дают нам защиту, но также могут укрывать и врага.
Направляемся к невысокому холму и останавливаемся. Уже небольшое изменение высоты дает совершенно другой вид местности. Взгляд привлекает море фруктовых деревьев. Под листвой совершенно неразличимы полоски лугов. Но стараюсь не обманываться
Кроны деревьев, под которыми мы ищем укрытие, к сожалению, дают мне возможность видеть и ясное небо: каждый раз невольно сжимаюсь в комок, когда внезапно, сквозь полог листьев раздается этот знакомый пронзительный вой и над пятном открытого пространства проносится черная тень самолета. И лишь убедившись, что вой удалился, позволяю себе расслабиться.
Трудно сказать, что высматривают томми в этой местности. Может быть, они стерегут на бреющем полете эти вершины, чтобы контролировать любое движение наших войсковых колонн?
Иногда, как мне говорили, летчики с бреющего полета расстреливают верхушки деревьев, полагая, что под ними укрылись наши солдаты. Но при этом иногда наши бойцы дают им понюхать пороху, обстреливая самолеты из-под крон деревьев.
Для парней в их скоростных «болидах» охота с воздуха сродни охоте на зайцев. Чем они рискуют? Также говорят, что американцы для введения в заблуждение береговой охраны, сбросили на парашютах огромные, в человеческий рост, куклы. Не мешало бы и нам иметь таких кукол и разместить их на местности: штурмовики только бы по ним и стреляли.
Уже готов махнуть рукой на поиски в этих зарослях без дорожных указателей КП командующего, как из кустов выходят часовые и приветствуют меня. За небольшой оградой различаю машину и в проеме двери какого-то майора – это столь долго разыскиваемый мною 1-А.
Но что это? Майор категорически отказывается разговаривать с военным корреспондентом! Наверное, он считает, что сообщения Вермахта перенасыщены НАШИМИ глупостями!
Едва лишь излагаю свою просьбу, как он буквально взрывается от ярости: «Во вчерашнем сообщении Вермахта, как о большом успехе, сообщалось о перехвате и полном уничтожении вражеской ударной группы. А знаете ли вы, что это была за ударная группа? Всего 7 человек! Это славное событие произошло на нашем участке фронта всего-навсего случайно!
Майор говорит, растягивая каждое слово, голос его звучит легко. Такого рода интонацию, очевидно, регулярно изучают старшие командиры.
Но так просто ему от меня не отделаться! Поясняю, что я, в известной степени, еду мимо и имею необходимые документы, подписанные фельдмаршалом Кейтелем, из которых вытекает, что мне, в любое время должен быть предоставлен свободный доступ к сведениям в Вермахте, на кораблях, к оружию и оборудованию, и тому подобное….
Увидев, что мой визави спускается ко мне по ступенькам, расцениваю это как успех, но тут же замечаю, что он, начав говорить, натянул на лицо милейшую улыбку: «Мы давно уже не видели корабли ВМФ!»
Цепким взглядом майор следит за действием этих слов на меня: «Так же не замечены и особые спецэффекты. Но может быть, мы узнаем об этом последними?»
Придаю лицу такое выражение, словно никак не могу принять эти его слова за чистую монету, но майор продолжает подкалывать меня: «Насколько могу судить, ВМС тоже не располагает такими сведениями. Ведь первые тревожные сообщения поступили тоже не от Ваших людей.» – «Насколько мне известно, это в компетенции господина адмирала Рюге» – отвечаю несколько раздраженно.
Но когда я спрашиваю, не лучше ли будет, если я оставлю попытку поговорить с ним, как представителем Армии, майор, вопреки моим ожиданиям, проявляет неожиданную любезность, словно только что проснулся. Я приглашен в его машину.
Видно, что 1-А находится в незавидном положении. В машине он буквально тает. «Так вы путешествуете в полном одиночестве?» – неприкрыто пялится он мне в лицо. «Нет, с водителем».
1-А делает нетерпеливый жест рукой. В любом случае выглядит как самостоятельное предприятие» – «В рамках одного общего задания…».
Хочу продолжить свою речь, но 1-А обрывает меня: «Можете оставаться здесь и делать что хотите! Уму непостижимо! Хотелось бы и мне хоть разок так устроиться.»
Что я могу ответить? Сам вижу, что с этой своей поездкой ношусь как черт с торбой. Ну и идиот! Эта мысль не оставляет меня с самого начала моего разговора с этим майором.
1-А соблаговоляет теперь снизойти до того, чтобы показать на карте ситуацию этого дня: «С самого начала противник имел неограниченное господство на море и в воздухе и сумел создать плацдарм шириной 25 и глубиной 10 километров у побережья Кальвадос, западнее Орн и севернее Кана. При этом противнику удалось создать второй плацдарм на юго-восточном уступе восточнее и западнее устья реки Вир, севернее Сен-Ло – шириной где-то около 15 километров. Затем глубина захвата уменьшилась до 4 километров. Ну, вот теперь вы знаете все.» Не ожидая моего ответа, майор продолжает: «Широкий плацдарм образован 2-й британской Армией и канадскими частями; узкий – 1-й американской Армией …»
Присаживаюсь на складной стул и раскрыв на правом колене блокнот, делаю пометки. 1-А любезно делает для мня паузу. Прежде чем он продолжает, быстро задаю вопрос: «Сколько войск стоит против наших, в общем смысле?» – «Уже 6-го июня, скажем так, до вечера, здесь высадились: пять дивизий – танки и пехота – и, кроме того, одна воздушно-десантная дивизия. Итак, всего 6 дивизий, Все британские. В первые шесть дней, порядка 300.000 человек. Сколько их сейчас, трудно сказать!»
За толстым занавесом трещит телефон. Несколько голосов что-то говорят одновременно, но затем чей-то голос преобладает: голос того, кто говорит по телефону. Ухватываю лишь обрывки слов, настолько поглощен тем, что говорит 1-А: “На рейде сосредоточена целая армада. Мы насчитываем в ней около 7000 судов, среди них 5 линкоров и 22 крейсера – более точной информации нет» – «7000 судов?» – «Да, если суммировать и десантные баржи. Ну, в этом вы лучше меня разбираетесь. Нашим ВМС противопоставить им практически нечего. Или почти нечего.»
Майор зло насмехается надо мной. Затем он вдруг меняет выражение лица на свирепое, и говорит: «Теперь мы тоже знаем, вдруг пригодиться, как высаживаться на открытые, обрывистые берега. Сначала мы думали, что они потопят лишь несколько старых посудин, как волнорезы, а они приволокли на буксирах гигантские кессоны и, установив их в низкой воде, друг возле друга, составили молы и пирсы. И ни сучка, ни задоринки.» Эти горькие слова звучат в унисон с услышанными на батарее у Сен-Адрес.
Майор резко взмахивает рукой, выражая нетерпение. Затем, вздохнув, тихо продолжает: «Но хуже всего ситуация в воздухе. Нам нечего противопоставить противнику. С самого начала у нас было наготове 350 самолетов. Но не спрашивайте меня, сколько их было у врага. Это вопрос не ко мне. От наших Люфтваффе не осталось ни одной машины! Мы здесь расплачиваемся за других!