Крепость
Шрифт:
Мои мысли летят впереди «ковчега»: Что я буду делать после войны – при условии, что переживу ее? Стану батраком? Маляром? Промывальщиком золота на реке Isar, например? Чепуха! Когда весь этот хаос закончится, то для нас будет небольшой выбор: Либо лесорубом в Канаде, либо шахтером в России. Лучше не думать об этом!
Если бы только мы могли ехать, не меняя направления все дальше и дальше, то, наверное, прибыли бы прямо в Мюнхен. Не имею никакого представления, сколько километров отсюда до дома.
Домой?
Снова и снова задумываюсь: Слова «дом», «домой» – они стали, будто слова-табу для меня, чтобы теперь, наконец, понять, что я больше вовсе не имею никакого дома. Мой дом – была Флотилия и Ker Bibi, и ничего другого. А моей
Симона и опять и снова Симона...
Я слишком много времени растратил впустую в Бресте. Я должен был гораздо раньше рва-нуть оттуда. Но что я мог тогда поделать? Совершенно один против банды свиней...
Должен ли я был, например, броситься в штыковую на КПФ? Тогда меня точно прихлопнули бы как муху.
А Старик? Больше чем Старик, никто не отважился бы решиться на что-либо, если бы только не захотел окочуриться раньше времени... Старика точно хватила бы кондрашка, если бы он узнал, что Симона дважды была в Германии – и не только с краткосрочным визитом.
Добрая тетушка Хильда в Лейпциге тоже здорово удивилась, когда увидела, как кто-то в Фельдафинге уложил мой чемодан для поездки в редакцию «Лейпцигской иллюстрированной газеты» и в Берлин в Ставку Верховного командования Вооружённых сил Вермахта: В сложенном кителе лежали два сырых яйца!
Упреки, которые я позже высказал Симоне по этому поводу, отскакивали от нее как горох от стенки. Она сделала обворожительную рожицу и озорно спрашивала: «А ты стирал свою форму?»
Мысли убегают от меня прочь, что уже не может быть хорошо, по определению.
Итак, скомандовать снова: Стоп!
Слезть с крыши и размять ноги.
Мешки с дровами уже не лежат аккуратно, как прежде.
Придется заново обустраивать свое гнездо. Бартль помогает мне в этом: одна из двух седушек с подлодки перебирается из кабины на крышу. Мне она нужна как подстилка.
Держу свой Вальтер в кобуре, но на всякий случай готовлю второй магазин для автомата: Кто знает, что может произойти?
Для не предвзятого взгляда мы должны выглядеть как находящиеся в своего рода укреплен-ной башне.
Приходится полностью сконцентрироваться на дороге. Одновременно смотреть по сторонам и точечно всматриваться в какие-то участки вокруг дороги. Минимум 180 градусов держать обзор под контролем! Но чтобы выполнить это, приходится так часто вращать головой направо и налево, что вскоре моя шея начинает несносно болеть. Я должен всматриваться в каждый дом, каждый участок поля, каждое дерево у дороги – и еще в каждую стену и каждую груду старых бочек. Все может означать засаду, повсюду могут сидеть братишки Maquis готовя нападение и взяв нас на мушку. С кормы мы не защищены. Если бы кто-то подкрался сзади – например, тихонько подъехал на машине, которая движется быстрее, чем наш ковчег, я бы при том шуме, который мы издаем, едва бы это заметил. Но я при всем желании не могу держать еще и наблюдение за кормой. К собственному успокоению говорю себе: Кто станет плестись за нами по этой дороге? Бензин в дефиците, ни у кого нет бензина, у Maquisarden тоже.
Но есть бензин или нет бензина – а вот там стоят вроде как два амбара или нечто подобное из досок, слишком уж близко к дороге, образуя узкий проход и показывая маленькие отверстия под торцом крыши: И выглядят чертовски пугающе!
Сразу же мне кажется, что наш «ковчег» движется слишком быстро. Темно-зеленые деревянные стены становятся угрожающе большими в приближении.
Повожу стволом автомата от одного отверстия под торцом крыши к другому – но ничто не движется.
Приходится делать над собой усилия, чтобы не уйти мыслями от происходящего: Не позволить мыслям уклониться от поставленной задачи! Предельное внимание! Ничего другого кроме сосредоточенного внимания! Я – единственный наблюдатель на этой колымаге. И все зависит только от моей бдительности...
Мне не нужно выверять курс: На этой
Так правильно или нет, не знаю, но декламирование громким голосом мне нравится, во вся-ком случае, оно поддерживает меня.
Двигатель урчит так звучно, что оба моих «домовенка», наверное, не могут слышать меня. Увеличиваю громкость на октаву выше:
«Роскошная барка нацелила нос на Хёрнум, за нею ряд эверов нёс наймитов...»Тупой болтун! Одергиваю себя. Однако долго молчать не могу. Спустя какое-то время декламирую рвущиеся из меня строфы:
«Палаши из ножен, Узду на-тянуть, Копья на руку, Штандарты вперед! Лишь так, атакуя плечом к плечу, Мы победим – кирасиры, уланы...»А затем из меня вырывается, независимо от моего желания, песня Лютера:
«Когда враги голодным львам нас кинут на съеденье, Господень ангел будет там, Подаст нам избавленье…»Моя мать обычно громко напевала этот гимн, когда чувствовала себя подавленно или покину-той этим суетным миром. Полагаю, что тоже пою его правильно, несмотря на слабые музыкальные способности:
«…Князь тьмы рычит, как лев, и страшен его гнев, Пожрать нас хочет он. Но сам он обречён на вечную погибель...»Мартин Лютер: Мой величайший образец для подражания!
Мои линогравюры к жизни Лютера были тем, что обеспечили мне приглашение в Виттенберг. Я как наяву вижу себя 14-летним, как я на своем велосипеде без седла, лишь с привязанной вкруг рамы подушкой, качу из Хемница в Виттенберг.
~
Въезжаем в болотистую низину и пересекаем ручей, под названием Le Mignon. По его течению стоят прутовидные ивы с длинными, изогнутыми ветвями. Вижу маленькую отару овец в густой шерсти. И затем вновь у дороги тополя с зелеными серебристыми листьями: настоящие картины Коро! Перед какой-то деревушкой тополя сменяются подрезанными платанами. Толстые стволы выглядят так, будто были специально раскрашены для этой проклятой войны в цвет камуфляжа. При проезде этого места меня снова охватывает неприятное чувство беды: Где же все жители? Никаких признаков жизни. Лишь стая голубей взлетает рядом с нами. Здесь должно быть имел место настоящий Исход. Или все просто укрылись где-то, спрятались? Мы здесь – единственные солдаты. От La Rochelle до Niort – 63 километра. Чистый пустяк! сказал бы я раньше. Но путешествие на этом «ковчеге», и на спущенных шинах – это иное: Теперь каждый километр равен десяти. Шины! Шины! Шины! Моя голова уже работает почти как граммофон, игла которого застряла в канавке пластинки. Но пока все идет хорошо! пытаюсь успокоить себя. Ковчег пожирает расстилающуюся перед нами дорогу не как гоночный автомобиль, второпях и боясь подавиться, о, нет, но делает это с внушающей доверие обстоятельностью. И «кучер» имеет, очевидно, достойный уважения навык удерживать этот исторический членовоз в движении. Навстречу нам движется какой-то автомобиль – своего рода автофургон. Я резко стучу один раз по крыше кабины. «Кучер» сразу же тормозит... Ждем! Встречный автомобиль не окрашен в камуфляжные цвета. Ладно, совершенно спокойно и без резких движений приготовлю-ка автомат!