Крепость
Шрифт:
Когда возвращаюсь к «ковчегу», вплотную рядом с ним образовался кружок, где сидят парни и выпивают. Я так сильно охвачен внезапным нетерпением поездки, что едва могу удержать стакан, который мне – не знаю, кто – подали. Чертовы нервы!
Один из сидящих в круге произносит:
– Вид такой, как у нас дома, когда приезжали цыгане...
Другой постанывает:
– Ах ты, Боже мой!
«Кучер» сидит с таким тупым выражением на лице, как будто его только что уволили с работы.
Последнюю почту приносят в виде перевязанной бандероли.
– Оёпересетематьвашузаногу! – тихонько ругаю Бартля, с головой в «ковчеге», а задницей наружу, так что никто не может услышать.
«Кучер» влезает на корму к котлу, отдраивает замок крышки люка, откидывает её кверху и шерудит кочергой. За что получает одобрение.
Теперь уже можно было бы и отправляться – да Бартль как сквозь землю провалился!
Не хватало еще, чтобы я опозорился здесь из-за него. Но веду себя невозмутимо:
– Пойду-ка разыщу его, – говорю и тащусь в направлении офицерской столовой.
Если еще потянем время, то будет бессмысленно выдвигаться, я не хочу быть слишком позд-но в одиночестве на шоссе. В любом случае хочу добраться до фельдкомендатуры в Niort.
Мы сегодня же должны убраться отсюда –; tout prix!
Не нахожу Бартля ни в столовой, ни в канцелярии, ни в его кубрике. Ярость вскипает у меня где-то в животе, и я останавливаю всех встречных и поперечных:
– Нашего боцмана не видели? Старого такого паренька?
Но в ответ получаю только смущенные пожатия плечами. Наконец, через окно казармы, обнаруживаю Бартля сидящего с кружкой пива в руке: Он отвалился от стола и сидит с важным видом. Я до такой степени возмущен, что едва сдерживаюсь, когда встречаю его у дверей.
– Еще бы пять минут, и я бы Вас оставил здесь, – срываюсь на него как цепной пес.
Бартль напускает на лицо выражение раскаяния, как умелый актер.
– Я встретился со старым приятелям, господин обер-лейтенант, – выдавливает он извинение.
Если бы я только знал, можно ли рассчитать на Бартля, когда потребуется!
– Я Вам верю, и все же, лучше оставлю Вас здесь!
Старый боцман смотрит на меня как побитая собака.
– Хватит. Все – время вышло! Мы не должны больше терять ни минуты!
Тем временем к «ковчегу» приволокли еще один тугой мешок. Бог мой! На такое количество почты я не рассчитывал.
Топка «ковчега», его, так сказать «коксовый завод», уже давно выработала необходимый нам для движения газ. Как раньше в чугунолитейном производстве, в вагранке, вижу через загрузочное отверстие красный пылающий жар.
– Этот стук – он должен быть таким? – спрашиваю «кучера».
– Так тошно, господин оберлетнант! – хрюкает тот назад.
Я благоразумно пока не влезаю на крышу. Не хочу придать дополнительного комичного эффекта нашего убытия стоящим вокруг зрителям.
Прижимаюсь вплотную к водителю. В «ковчеге» стало довольно тесно, особенно для Бартля,
На крыше мешки, внутри мешки – мы смотримся как экспедиционный автомобиль.
– Ну, с Богом! Желаю вам сломанной мачты и поломки шкота! – раздается голос командира.
Неужели этот человек никогда не обретет покой? Он стоит рядом с адъютантом, который беспокойно переминается перед своей дверью.
Мы не договорились ни о каком знаке для начала нашего движения, но «кучер» понял – слава Богу! – что мы должны показать сейчас впечатляющий и запоминающийся старт.
Когда «ковчег» приходит в движение, начинается большой шум и гам. Во мне поднимается ликование: Господь Всемогущий! Мы движемся! Я как в тумане.
К счастью, «кучер» знает дорогу, и мы быстро выкатываемся на вылетную магистраль.
КУРС НА ЛУАРУ
Штабеля стволов деревьев по левому борту кажутся своего рода маскировкой для бетонированного Бункера. По правому борту раскинулся покрытый травой склон – трава высохшая, коричневатого цвета: не удивительно, при такой-то жаре.
Спортивная площадка. Городской парк, пара лебедей на пруду…
Кидаю последний взгляд на Старый пиратский порт La Rochelle… А дальше: пустые бочки в качестве ограждения какой-то стройплощадки, строительный мусор, цементные трубы...
Навстречу нам движутся велосипедисты: рабочие в глубоко надвинутых кепках на головах. Стоящие вразброс, вплотную к дороге, одноэтажные дома, справа одинокая серая церковь. «BOUCHERIE» – «COIFFURES» – «BOULANGERIE» – «PATISSERIE»... Проезжаем аллею из обрезанных платанов, которые уже выгнали новые, толстые зеленые букеты. Затем проезжаем какую-то деревушку: перекресток, вплотную окруженный домами, бистро, авторемонтная мастерская, еще бистро.
Мы и в самом деле находимся в пути!
Что за чувство: В ПУТИ. Солнце остается по косой сзади, и это хорошо. Дорога мерцает от сильной жары. Облака висят в глубине неба, неподвижные, как армада попавших в штиль парусников. Судя по всему, примета скорой резкой перемены погоды.
Сейчас 15 часов 30 минут.
По обеим сторонам дороги расстилаются поля, покрытые легкой зеленью. Мирный ландшафт, будто совсем нет войны. Но затем, у самой дороги, вижу воронку от авиабомбы. Похожа на аварийное бомбометание. Так по дурному отбомбиться вряд ли кто мог в здравом уме.
Окружающая местность слегка волнистая, словно гофрированная. А согласно карте она полностью плоская.
Замечаю, что тени тополей потеряли свои резкие очертания: С запада небо заметно стягивается, солнце затемняется дымкой и напоминает молочную кляксу.
Направляю мысли назад, к U-730: А что, если лодку, все же, раздолбут под орех? Вероятно, война закончится, а бедолаги так и не узнают об этом, если их радиостанция накроется медным тазом. И просто будут волочиться дальше по темному морю...